Александр Еременко - Горизонтальная страна - Стихотворения

Чтоб от смелости мурашки
пробежали до макушки,
напиши нам про шарашки,
ну а лучше — про психушки.

Чтобы наши октябрята
перестройку не пропили,
расскажи, как бюрократы
тридцать лет тебя душили.

Объясни ты полупьяным,
одурманенным суфизмом,
что не надо наркоманам
водку смешивать с марксизмом.

Водку смешивать с торговлей
в развитом социализме —
объясни, что не позволим
до конца загробной жизни.

Спой мне песню, как синица
за водой поутру шла,
спой мне песню, как девица
тихо за морем жила…

С офицерами ходила —
с академиком пошла!

Чтобы всем все стало ясно
и всему пришел конец,
объясни ты нам про гласность,
полудиким, наконец.

Растолкай ты наши души,
а не то мы все пропьем,
безобразия нарушим,
к солидарности придем.

Пусть твой стих про все на свете
откровенно поразит.
А не то тебя, как ветер,
Горбачев опередит!

Привет тебе, блистательный Козлов!
В Москве зима. Все движется со скользом.
В пивбарах квас, а в ресторанах — плов.
Последний Пленум был не в нашу пользу.

Вчера опять я был в Политбюро
и выяснил, как Ельцина снимали…
Все собрались в Георгиевском зале,
шел сильный газ, и многих развезло.

И вдруг с ножом он вышел из угла,
высокий, стройный, в вылинявшей тройке,
и надпись «Ножик в спину перестройке»
по лезвию затейливая шла.

И так сказал: «Все бред и ерунда.
Я знаю лучше всех про все на свете.
Перед народом совестно, когда
вы с гласностью играете, как дети».

«Вопрос неясен, но предельно прост —
К свободе путь да будет кровью полит!
Вас надо всех немедленно уволить,
чтобы я занял самый главный пост!»

Ему резонно отвечал Егор,
с достоинством, спокойно и без мата:
«Ты сильный парень, но на дипломата
не тянешь, Боря. Положи топор!»

Лучаясь улыбкой доброй, пряча взгляд,
подумал вслух начальник всех министров:
«Мы вместе с ним ходили в детский сад,
уже тогда прослыл он экстремистом».

Прикрыв глаза холеною рукой
и трогая под мышкой портупею,
сказал с ухмылкой Чебриков: «Не смею
вам возразить, но сам ты кто такой?»

Тут Язов круто тему повернул
и навинтил на ствол пламегаситель:
«Кто поднял меч на спецраспределитель,
умрет от этой пули. Встань на стул!»

Все повскакали с мест, и под галдеж,
чтоб сзади не зашли и не связали,
он отскочил к стене и бросил нож
на длинный стол в Георгиевском зале.

Потом его прогнали все сквозь строй.
Представь, Козлов, — в Георгиевском зале!
Один не бил, не помню, кто такой…
Он крикнул напоследок, чтоб мы знали:
«Я вольный каменщик, я ухожу в Госстрой!»

Прости, Козлов, я это так слыхал.
А может, было все гораздо хуже.
Я гласностью, как выстрелом, разбужен.
Хочу сказать: убили наповал!

О гласности, Козлов, я все о ней,
голубушке, которой так и нету.
Зато лафа подвальному поэту:
чем меньше гласности, тем мой язык длинней.

В Москве зима. Зима не в нашу пользу.
В пивбарах квас, а в ресторанах плов.
Как говорится, нож прошел со скользом…
Привет тебе, блистательный Козлов!

О чем базарите, квасные патриоты?
Езжайте в Грузию, прочистите мозги.
На холмах Грузии, где не видать ни зги,
вот там бы вы остались без работы.

Богаты вы, едва из колыбели,
вот именно, ошибками отцов…
И то смотрю, как все поднаторели,
кто в ЦэДээЛе, кто в политотделе —
сказать еще? В созвездье Гончих Псов.

Но как бы вас масоны ни споили,
я верю, что в обиду вас не даст
Калашников, Суворов, Джугашвили,
Курт Воннегут, вельвет и «адидас»!

Столетие любимого вождя
Ты отмечал с размахом стихотворца,
Акростихом итоги подведя
Лизания сапог любимых горца!
И вот теперь ты можешь не скрывать,
Не шифровать любви своей убогой.
В открытую игра, вас тоже много.
Жируйте дальше, если Бог простит.
Однако все должно быть обоюдным:
Прочтя, лизни мой скромный акростих,
Если нетрудно. Думаю, нетрудно.