Ольга Фокина - Памятка

Чем наш век от иных отличится?
— Не во сне, боже мой, наяву
Птица Синяя — тише! — садится —
Не спугните! — к рукам... на траву...

Опять снежком припорошило,
Морозом призаволокло
Ручьев мерцающие жилы,
Проталин древнее тепло.

И снова белому угору
Над снова белою рекой
Разнарядиться вроде впору
Катающейся детворой.

И не свершенное когда-то
Свершить задумано опять...
О милосердии возврата —
Догнать — надежда, долг отдать!

По-весеннему свеж и влажен,
Этот ветер весенним не был:
Он играл, а над ним, на страже,
Громоздилось декабрьское небо.
Громоздилось семиэтажно,
Нависало свирепым снегом...
Теплый ветер, тугой и влажный,
Не оглядывался на небо.
Он уверить хотел как будто
Всех, навстречу ему идущих:
«Ну и что ж, что всего минуты
Для меня у зимы отпущены!
Все равно я пропах весною,
Талым лугом, лесною прелью,
Ожиданьем тепла и зноя...
Я — весенний! Вы мне поверьте!»
Он поникшую прядь взъерошит,
В небеса запрокинет лихо...
И падет на него, как коршун,
Разъяренный декабрь-владыка.
Ветер кинется в рукопашный!
Но неравные силы слишком:
На прощанье вздохнув протяжно,
Хрустнет ветер, замрет ледышкой...

Старый — в грозе и ливне —
Плачет: навек прощай!
Новый — в морозном инее
Мальчик — сильней стращай!

Влажную ткань в железную
Жесть преврати, чтоб звон!
Бревна в избе чтоб треснули,
Мерзлых спугнув ворон!

Елки в лесу чтоб в кружеве
Все — с головы до пят!
Новою Новый стужею
Щедр, потому — богат.

Все, что задето тлением,
Вымерзнет до живья.
Будет живому пение
Майского соловья.

Будет жара июльская,
Градусы — за январь!
Так поговорка русская
Напримечала встарь.

Солнце. Сосны. И — снег. И — суббота.
И зовущая в дали лыжня...
Но любая любовь — несвобода,
Как узда и седок для коня.

Лыж носки озорно и задорно,
Возрождая знакомый азарт,
Все под горку, под горку, под горку
Норовят, норовят, норовят!

Высекаются искры отваги:
Затеряться — и вся недолга!
Как темны и опасны овраги!
Как алмазно-прекрасны снега!

Только что-то по лисьему следу
И по свежим лосиным следам
Не идут мои лыжи, не едут
С наторенной лыжни никуда.

Что для них незнакомая местность!
Лыжи знают не хуже, чем я:
По лыжне не сбежать в неизвестность,
А вернуться на круги своя.

Лыжи сами взорлятся на холмик
И рванут через лес по прямой,
Где под черными елями домик —
Голубой, голубой, голубой.

Я грозу пережидаю
В чистом поле под копной
Вольно молнии летают
Невысоко надо мной.
Ливень хлещет, что есть силы,
Но копна, как печь, тепла:
Я сама ее косила,
Я сама ее гребла.
Клевер, кашка, медуница —
Содержимое копны.
...Было страшно подступиться
К этим кущам травяным, —
До того — с меня! — высоки,
До того — сплелись! — густы!
Не разведаешь в осоте
Ни бугра, ни борозды.
Ну — на камень угожу как?
Ну — встряхну гнездо осы?
Но ходило юркой щукой
Острие моей косы.
Ах, как солнышко сияло!
Ах, как пахли клевера!
До полдён трава не вяла,
От ночной росы мокра.
А когда бессилой ватой
Затекла, устав, рука,
Ах, как радостно в прохладу
Приняла меня река!
Чем другим заменишь разве,
Купишь разве за гроши
Несравненный этот праздник —
Праздник тела и души!
С этим праздником знакома,
«Колеса» не попрошу:
Всю копну из поля к дому
На руках переношу.

Не унижай любовь до слов,
Не низводи до объясненья
(До формул — молнию, до дров —
Костер...) Язык — любой! — не гений.

Тысячелетьями еще
Ему отыскивать сравненья,
Чтоб стать на уровень с душой
В священный час ее волненья.

Солнышко в мое окошко —
Не лучом, а целым комом!
Батюшки, куда деваться?
Люди смотрят, люди видят:
Солнышко в моем окошке —
Северном, всегда холодном...
Люди скажут: я нарочно
Рано выстала, нарочно
Чисто вымыла крылечко,
Полила цветы родничной
Немучёною водою,
Лепестками незабудок
Устелила подоконник...
Люди скажут — я нарочно
Рано окна растворила!
...Солнышку в окошке узко,
В комнатенке бедной тесно.
Я боюсь пошевелиться.
Может, надо угощенье?
Но не чай же с рафинадом?
Не ржаная же краюха
С молоком из черной кринки?
А подносы золотые
И медвяные напитки
Из серебряных сосудов
У меня не гостевали...
Не в почетное застолье
Под иконы в красный угол —
С подоконника на лавку,
С белой лавки без раздумий
Солнце на́ пол опустилось,
Вмиг согрев мои босые,
В росах вымытые ноги.
И с веселою улыбкой
Напилось и напиталось
Из глубокой яморинки
Непросохшей половицы...