В кафе студенческом стоит и шум и гам,
Дым коромыслом, танцы до упаду.
Хоть поздний вечер наступил, но по домам,
Никто не хочет расходиться — и не надо.
Запах кофе и дым сигарет.
И мобильник звенит без умолку.
Жизнь прозрачна как будто в стекле,
И заметно, что в ней мало толка.
Будит радио нас поутру
Модным дэнсом какой-то звезды,
А охота покинуть жару
И колодезной выпить воды.
В шуме дней и сверканье ночей,
Посреди ресторанов и клубов
Нужно нам лишь мерцанье свечей,
Нужно только услышать друг друга.
Наплевав на трамвай и такси,
Сняв ботинки и туфли на шпильках,
Мы должны хоть однажды пройти
По дороге на звездах и иглах.
А потом, оглянувшись назад,
Мы прочтем в наших лицах Надежду,
И не сможем об этом сказать...
Но не будем, такими как прежде.
Этот город отчаяньем выжег мне в сердце дыру,
Там остались лишь холод и пустота.
Там осталось лишь спрятаться тихо в нору,
Где начать ничего не получиться снова с листа.
Где дышать или петь невозможно, ведь воздуха нет,
Где остались лишь прошлого тени — и их не прогнать.
Где нет взлетов, но нет и тяжелых падений,
Но ведь тот, кто не падал, еще не умеет взлетать.
Ночь
город затянула в сети,
Заледенел
калины алый куст,
Зима
обрушилась на все на свете,
Но солнце
обещало «я вернусь».
«Прольюсь
под ноги белыми ночами
Сверкну
в дали, где прячется весна,
Взлечу
в выси рожденными грачами
Приду
и ты очнешься ото сна!»
В моей тихой гавани лет отголоски,
Морские ветра в ней редкие гости.
Здесь волны о берег бьются печальный
И жив еще голос прошедших прощаний.
Мой компас давно не дает направлений
И сохнет корабль в ожиданье решений,
Безжизненной тряпкой висит белый парус,
А он ведь когда-то был с ветром на пару.
Однажды по звездам увижу примету
И снова отправлюсь навстречу рассветам,
Корабль полетит словно белая птица
И радость шальная ко мне возвратится.
Мне чайки крикливые скажут «ну, здравствуй»,
И я долгожданную встречу опасность,
И к сказочным странам я буду плавать,
Пока у меня есть моя тихая гавань.
Пожалей меня, ангел печали,
Не касаясь крылами чела,
Мне бессонница ныне вещает,
Что лишь болью своей я жива.
Но мелодию сердца как прежде
До последнего я допою,
Прилетит ко мне ангел надежды
И дарует улыбку свою.
Кому дано спокойное житье,
Свой милый дом и пряничный уют,
Мы, друг мой, о другом всегда поем,
Иные дали нас без устали зовут.
Мы боль и страх надежно в глубину
Запрячем наших беспокойных душ.
Мы те, кто океанскую волну
Поймает легче ряби русских луж.
О тех, кто спрятался среди надежных стен
Певец небесный вряд ли пропоет,
У нас есть — Край, у них — слепой Предел,
Их ждет постель, а нас ничто не ждет.
Но даже там, куда в конце пути
Нас заведет колючая звезда,
Мы сами выберем куда идти:
Остаться в вечности иль кануть в никуда.
Затихнет шум на мира перекрестьях,
Толпа замолкнет, жадно наблюдая.
Я меч возьму и выйду на подмостки,
Там, где свеча, колеблясь догорает.
Нет больше слов в доигранном этюде,
Смерть не страшна — забвение страшнее...
Нас царь небесный правильно рассудит:
Судей и кесарей, мессий и фарисеев.
По круглым камушкам бежал
Ручей с водицей чистой.
Он ивам песни напевал
То медленно, то быстро.
От путникам давал приют
Прозрачною прохладой,
Которой вкус так берегут...
Пустыню делал садом!
Бежал ручей среди камней,
Журчал грядой порогов,
Пока строение людей
Не пресекло дорогу.
... Тот край, далекий и ничей
напомнил мне кого-то:
Там, где когда-то был ручей,
Осталось лишь болото.
(Владиславу Крапивину за «Колыбельную для брата»)
Коснусь рукой грозы кипящей,
Росою оберну рассвет.
Там взрослые — в том мире спящем,
А мне всегда двенадцать лет.
Читать дальше