Уильям Блейк - Стихотворения

«Нельзя любить и уважать
Других, как собственное я,
Или чужую мысль признать
Гораздо большей, чем своя.

Я не могу любить сильней
Ни мать, ни братьев, ни отца.
Я их люблю, как воробей,
Что ловит крошки у крыльца».

Услышав это, духовник
Дитя за волосы схватил
И поволок за воротник.
а все хвалили этот пыл.

Потом, взобравшись на амвон,
Сказал священник: «Вот злодей!
Умом понять пытался он
То, что сокрыто от людей!»

И не был слышен детский плач,
Напрасно умоляла мать,
Когда дитя раздел палач
И начал цепь на нем ковать.

Был на костре — другим на страх —
Преступник маленький сожжен...
Не на твоих ли берегах
Все это было, Альбион?

«Не знаю, как мне полюбить
Другого больше, чем себя;
и как Его представлю я,
Пусть Величайшего любя?

Как малышам еще любить
Своих отцов и матерей?
Мы, пташки, разве что клюем
Порою крошки у дверей».

Безжалостно тут поп схватил
В негодовании слепом
За волосенки малыша,
и восхищались все попом.

а поп вопит на алтаре:
«Чертенка следует унять!
Умишком смеет он своим
Святые тайны осквернять».

Рыдали тщетно мать с отцом,
Разъярена толпа была,
И заковали малыша,
Раздев сначала догола.

И помолясь, его сожгли
Там, где сжигать велит закон.
Рыдали тщетно мать с отцом.
А ты что скажешь, Альбион?

Children of the future age,
Reading this indignant page,
Know that in a former time,
Love, sweet Love, was thought a crime!

In the Age of Gold,
Free from winter's cold,
Youth and maiden bright
To the holy light,
Naked in the sunny beams delight.

Once a youthful pair,
Fill'd with softest care,
Met in garden bright
Where the holy light
Had just remov'd the curtains of the night.

There, in rising day,
On the grass they play;
Parents were afar,
Strangers came not near,
And the maiden soon forgot her fear.

Tired with kisses sweet,
They agree to meet
When the silent sleep
Waves o'er heaven's deep,
And the weary tired wanderers weep.

To her father white
Came the maiden bright;
But his loving look,
Like the holy book,
All her tender limbs with terror shook.

'Ona! pale and weak!
To thy father speak:
O! the trembling fear,
O! the dismal care,
That shakes the blossoms of my hoary hair!'

Дети будущих веков!
Из разгневанных стихов
Вы узнаете о том,
Что Любовь была грехом.

В веке золотом,
Светом залитом, —
Вечная весна
И, как снег ясна,
Юных тел нагая белизна.

Он, она — юны,
Нежных дум полны.
Хорошо двоим
Утром золотым,
Утром, вечным светом залитым.

В утренней тиши
В кущах ни души:
Не глядит отец,
Не спешит гонец, —
Уна внемлет трепету сердец.

Восстают из трав,
Радостно,устав;
Новой встречи ждут
В час, как все уснут,
В час, когда лишь странники бредут.

И, как снег светла,
В дом к отцу вошла.
Бел отец как лед,
Полн святых забот,
Он взглянул — и страх ее трясет.

«Дочь, как ты бледна!
Уна, ты больна?
О, потоки слез!
Гибельный вопрос
Рвет, как вихрь, цветы седых волос!»

« С гневом, Будущего дети,
Прочитайте строки эти,
Где поведано стихом,
Как Любовь сочли Грехом! »

В древней той стране
Нет конца весне —
Там и жили Двое
Жизнию святою,
Не смущаясь вовсе наготою.

Как-то раз Они
Вышли в Сад одни —
И сердца забились,
Светом озарились,
Ибо тьмы завесы приоткрылись.

И Обоих пыл
На траву склонил —
В этот час рассвета
Все дремали где-то,
И Она не вспомнила Запрета!

И познав Любовь,
Сговорились вновь
Выйти на свиданье
В час, когда в молчанье
На закате слышится рыданье

Пред Отцом Она
Радости-полна —
Но, пронзая взглядом,
Он грозит ей Адом,
Словно Он в Саду был с нею рядом!

«Уна! Ты молчишь!
Отчего дрожишь?
О! С какой Виною
Встала предо Мною?!
Ты Меня покрыла сединою!»