Алексей Черных: Евангелие от Иуды Искариота

Его и превозносишь, и голубишь,

Лелеешь, словно сон свой на рассвете.

А я любил его. И мне казалось,

Что я знаком с ним месяцы и годы, -

В нем удивительно невзрачность сочеталась

С глубокой мудростью, с веселою природой.

В ученье не просился я, однажды

Учитель сам позвал идти с собою.

Не нужно было повторять мне дважды, -

Путь Иисуса стал моей судьбою.

Мы шли пешком, не часто были сыты,

Одеты были плохо, но все это

Мы заменяли долгою беседой

Под мудрою учителя эгидой.

Мы спорили о вере и безверье,

Мы говорили о текущем и грядущем,

Мы рассуждали, что должно стать дверью,

Незримо в царство Божие ведущей.

Во время наших неуемных споров,

Не знавших, впрочем, склочного раздора,

Помалкивал учитель: чаще тихо

Следил за нами, как мы спорим лихо.

Он слушал наши речи, чтоб яснее

Понять, что из себя мы представляем.

Беседу нужным руслом направляя,

Он раскрывал нас лучше и полнее,

Чем если бы годами обученья

Он вдалбливал в нас истины, как сваи

Вбивают в дно реки, перекрывая

Ее могучее и бурное теченье.

Среди учеников я не старался

Особо выделяться чем-то, чаще

Молчал и слушал. Говорить пытался

Я речи кратко, просто, немудряще.

И не из скромности и самоуниженья,

Что было глупо бы, без всякого сомненья.

Совсем наоборот, я тем был скован,

Что был для них чрезмерно образован.

Из всех учеников один лишь Левий

Матфей был грамотен настолько,

Что смог прочесть бы манускрипт, хоть сколько-

Нибудь да значимый, всех остальных их жребий

Лишил возможности чтить книжные науки.

Я это понимал и не считал их ниже -

Не каждому Господь со знаниями в руки

Дарует мудрость, ум или что свыше.

Наоборот, я был знаком с десятком

Людей неграмотных, но все-таки при этом

Умеющих помочь таким советом,

В котором мудрости с избыточным достатком.

И все ж апостолы, как я и опасался,

Со мною часто были черствыми, сухими.

Я, видно, не достаточно старался

Ничем не выделяться между ними.

Но как бы ни было, то благостное время

Считаю лучшим с самого начала, -

Суровых мыслей тягостное бремя

Меня тогда не слишком угнетало.

Глава 6

Однажды с Иисусом мы поднялись

Вдвоем на холм высокий на закате.

В тот день пришлось немало сил потратить,

И наши спутники усталые остались

Ложиться спать в соседней деревеньке.

Сползало солнце книзу помаленьку.

Мы на камнях прогретых рядом сели

И на закат задумчиво глядели.

Я ожидал, когда учитель скажет,

Зачем меня на этот холм привел он.

А он молчал. Молчал и я. И наша

Беседа не предвиделась веселой.

И наконец, когда уж закатился

Овал кровавый солнца за долину,

Учитель взгляд поднял и оживился,

Задумчивость глубокую отринув.

И этот взор, всегда безмерно теплый,

Сегодня переполнила усталость,

Тоска, не видимая ранее, читалась

Во взгляде этом, от заката блеклом.

"Скажи, Иуда, - Иисус сказал мне

Спокойным голосом, который мог быть нежным,

Но если нужно, громким и безбрежным,

Так чтоб толпа огромная внимала. -

Скажи, мы родом все галилеяне,

А ты родился в царстве Иудейском.

Мы – не богаты и жалеть не станем

О том добре, что потеряли резко.

А ты дела торговые оставил,

Дававшие доход тебе немалый.

Что побудило, кто тебя заставил

Шаг этот сделать редкий, небывалый?"

Я рассказал учителю, как дважды

Являлся ангел предо мной чудесный,

Как мне сказал посланник бестелесный,

Что должен я свершить поступок важный.

Какой - не говорил. Сказал лишь: должен

Явиться я к какому-то пророку,

С которым мне до самой смерти роком

И Господом совместный путь положен.

Я рассказал, как шел по Палестине,

Почти без остановок, днем и ночью,

Искал пророка, найденного ныне.

И далее я так рассказ закончил:

"Я выделил тебя, Назареянин,

Да Иоанна, прозвищем Креститель.

Ученья Ваши схожи, постоянен

И там и там высокий дух-спаситель.

Но Иоанн во внешних проявленьях,

Которые не столь важны для духа,

Упорен больно, сердце его глухо

К малейшим от канонов отступленьям.

Он сам аскет, отшельник и затворник,

В одежде грубой из верблюжьей ткани,

Косматый, мрачный, век не знавший бани,

И плоти угнетения поборник.

По-моему, не в аскетизме этом

Вся суть, а в том, чтобы в душе ожили |

Стремление к добру, теплу и свету,

Любовь и к тем, кто следует заветам,