Кромешнее порывов вьюг,
У кромки мира в полушаге
И откровенье, и испуг.
Еще, стесняясь, медлит кисть, Еще быть день остерегись, Ударить молния не смей И гром ее минуй. В ней мир дыханье затаил, Над ней тревоги утолил, И в мире цвесть поверил ей На шаг и поцелуй.
30.04.82
x x x
Белый январь и желтый март, Как сохнущий фыркающий кот,
Из кожи в кожу впадает год, Сто настроений берет на зуб.
Алый скворечного звона май,Пахнет водой,
как и июнь,Лужа, где лопнули пузыри, И вот уже плещутся небеса.
На травной слюне - это июль,Скрип кузнецов и глаза стрекозы.
Красный коричневый хриплый октябрь,Простудился, глотая дождь,
Звезды в клякс фиолет декабрь,
Черный апрель, где жирный крик Почвы, солнечных веток: дай!
И пар и копоть с органных горл, Тучами схваченный аккорд, Дымчатый мажущийся ноябрь.
Из неба в небо влетает год, В погодах ночует и днюет год, Как кожи носит,- и вот, когда,
Как журавли в просторе,- звук, Влаг губами окликнут цвет,Ставь паруса,- и снасть, и высь Настороже - шагни и мчись,Самая гулкая синь сентябрь.
5.02.81
x x x
На лучах иного солнца, далеко, Голубой мерцающий цветок.
Ему утром чашу лепестков Моют воды и туманов молоко.
И капель из чаши у цветка, И круги по чаше озерка.
И тогда мне дышится легко.
А еще за мириады звезд, Завиваемых в космический Мальштром,
Забывается и успокоен шторм, И не бьется о высотный мост,
Что вознес пролеты к облакам, И помчался вдаль за океан.
Льется высь, и свежесть солона, Пьется радость птицами взахлеб.
И с многоэтажный небоскреб Вырастает новая волна.
И ужасна вздыбленная зыбь, Виснут тучи, каменнее глыб,
И орет в раскинутый шатром, В воздуха свинцового Мальштром,
Словно в раковину с пеною у губ, Словно тесны дно и берега,
Темных вод беспамятная глубь, Бешеный творится ураган.
Только мост, как парусный корабль, Рассекает молнии и хлябь.
И тогда мне тягостно невмочь. Грозную вдыхаю чью-то мощь,
А где космос, звездами космат, Дышит в озеро, и шепоты, и ночь,
У цветка тревожен аромат, И мерцание, печальное, как дождь.
июль-август 1981
НАД КРЫШАМИ ГОРОДА СТОЯТ СВЕТЛЫЕ ЗВЕЗДЫ
Под звездами, меж марли раскрытых окон, гуляет по городу еще невидимое, неслышное воздухоплавание корабликов тополиного пуха, на улицах пахнет сиренью и на цыпочках ходит ветер, поют уже птицы, скоро будут золотые брызги высоко на стеклах и далеко побегут тени, взойдет солнце, а навстречу ему, с запада, сверкают молнии и катит на город синяя туча.
Уже
зашаркала по асфальту метла,
уже дневные бабочки в воздухе,
и смотрят в небо первые прохожие на остановках,
и подбегает к ним первый троллейбус,
- и золотые брызги на стеклах,
и далеко бегут тени,
и становится жарко,
и прохладно в подъездах,
и только высыпать из домов всей миллионной толпе народа, зашуметь во все стороны разноцветным машинам, открыться булочным и кафе,- и совсем будет в городе утро.
А меж тем и туча уже заслоняет небо над городом, подула ветром, гремит громом, брызжет молнией, и еще одной, и еще,и вот, прямо из седьмых снов, город от набережной до окраин попадает под небывалый дождь.
Тут хозяйки бросают кастрюли и кидаются закрывать окна. Что творится на улицах! В пять минут намок и прибит к земле пуховый платок тополей, нет сухого листа и на самых больших деревьях, мокры все камни, все цветные японские зонтики, по колено ручьи на асфальтах, а дождь все прибывает. Как будто, если не вся, то уж никак не меньше, чем пол-Атлантики, собралось в тучи и пришло, и хлещет на город,- то идет, покачиваясь на ходу, как слон с хоботом воды, то воробушком прыгает по подоконнику, то как будто выхлопывают огромный водяной половик и с водой оттуда сыплют громы и молнии. Визгу, смеху на улицах, над лужами стоит пар, и, как яркие медузы, плывут в нем промокшие зонтики, и ныряют в него машины летучими рыбами, и шумят водосточные трубы на стенах, и весь город захлестнут непредсказуемой влагой в узоре и ажуре мимолетности, и пьет дождь, и не может весь выпить земля.
И кончается дождь. В вымытом городе всюду блестит солнце, лужи, мокрые листья, стекла,- все печатлеет солнце, а с витрин, когда мимо по колеса в воде пробегает троллейбус, срываются одна за другой какие-то золотые стрекозы или бабочки,- большие, огромные, какие, как говорят, водились на Земле когда-то в незапамятной древности. Тогда они летали над душным морем палеозойских болот и гигантскими папоротниками, а сейчас все уносятся в синеву: там солнце, там радуги, там ночью смотрит на город такая бездна звезд, что поди угадай, сколько там есть океанов, какое перед грозой бывает небо и кто, под лучами какой из них, бежит, спасаясь от налетевшего ливня:
Читать дальше