Эдуард Лимонов - Стихотворения

Помню в такие же зимние ночи
Носил на руках я жену свою очень

Вносил на далекий пятый этаж
Какой был здоровый. отважный. Наш

Но время идет и люди живут
И год равносилен пригоршне минут

И день как десяток тягучих лет
И жизнь нам не скажет ни «да» ни «нет»

Перетянут и папочка был портупеей
Были люди талантливей. Парни умнее

Были собаки и были ежи
Деда Чепигу. по краю межи

Помню идущего. дедовы ноги.
Так бы расплакаться к Богу с дороги

Я тоже ребенок у Божьих ног
Я тоже хочу целовать порог

Дело не в том чтобы не умереть
А чтоб не страдать бы. а чтоб не болеть

А так бы возвышенно к Богу вспорхнуть
И не испугаться его ничуть

Ничуть. ничуть. Совершенно нет
Еще ведь и рад он. Что я поэт

Из эпохи бессознания
Миража и речки Леты — Яузы
Завернутый в одно одеяло
Вместе с мертвым Геркой Туревичем
и художником Ворошиловым
Я спускаюсь зимой семидесятого года
Вблизи екатерининского акведука
по скользкому насту бредовых воспоминаний
падая и хохоча
в алкогольном прозрении
встречи девочки и собаки
всего лишь через год-полтора

Милые!
Мы часто собирались там где Маша шила рубашки
А Андрей ковырял свою грудь ножом
Мы часто собирались
чтобы развеяться после
снеговою пылью над Москвой
медленно оседающей в семидесятые годы
простирающей свое крыло в восьмидесятые
За обугленное здание на первом авеню в Нью-Йорке

Все та же одна жизнь
и тот же бред
настойки боярышника
«это против сердца»
сказал художник-горбун из подвала
впиваясь в узкое горлышко пятидесятиграммовой
бутылочки

Против сердца —
против Смоленской площади
где троллейбус шел во вселенную
где встречались грустные Окуджавы
резко очерченные бачурины похожие на отцов
где на снегу валялись кружки колбасы
и стихи и спички
и пел Алейников
И подпевал ему Слава Лен

Вы будете меня любить
И целовать мои портреты
И в библиóтеку ходить
Где все служители — валеты

Старушкой тонкой и сухой
Одна в бессилии идете
Из библиóтеки домой
Боясь на каждом повороте

И вместе с беломраморной зимою
От шелкового смуглого чулка
Я свою ногу ласково отмою
И здравствуй милая российская тоска

Метели с виски мы пережидаем
Глоток и розовый румянец щек
Добавим англицким красивым крепким чаем
Склонив внимательно над чашкою висок

Потом картишки и еще рисунки
Но сердцу глупому готовится удар
Взгляни назад — там преступлений лунки
Там вниз ушла любовь как бледный солнца шар

Уже на зимний день надежды не имея
Я с пуговицей полюбил пальто
И в белый свитер свой тихонько шею грея
Меня не любит здесь — зато шепчу никто

Меня не любят здесь. Сараи здесь. Ангары
Здесь склады стульев и столов
Здесь ветрено — светло и в дверь летят удары
Отсюда я уйти в любой момент готов…

В мире простом украинских хат
Был неземной закат
В состав заката входили тогда
Прожитые теперь года

Казалось умру. И не встать вполне
И было пятнадцать мне
И если ствол дерева или угол дома
Или куст шиповника возникал
То он провинцией насекомой
А значит жизнью вонял

Я тогда называл свою маму дурой
С отцом ни полслова не говорил
Я был ворюгой. Дружил с физкультурой
И Блока читал. И винищу пил.

Живет он у теплого моря
С ним дружит красный Китай
У него миллионов много
Злодей — он имеет рай

Любые у него красотки
Разных цветов и рас
Хочет — имеет японок коротких
Расхочет — катается в подводной лодке
Смотрит в подводный глаз

У него различные залы
В его внутрискальном дворце
Он энергичный — а солнце устало
Играть на его злом лице

Он ничего не пророчит
Живет себе да живет
Мальчиков ли щекочет
В девочек ли плюет

Он — Эдуард — как прежде
Выглядит как картинка
И только к ночной одежде
Пристанет порой пылинка