Мария Вега - Ночной корабль - Стихотворения и письма

Я знала поля безбрежные
С волнистою желтою рожью,
Пустые дороги снежные
И снежное бездорожье…

Там лед скрипел под полозьями
В бескрайной степи туманной…

– Мы помним созвездья гроздьями
Над пальмовою Гаваной,
Когда мексиканской осенью
Не водо-, а звездопады.
Вы видели эти россыпи,
Сверкания и каскады?..

– Многие звезды помню я,
Но для чего мы спорим?
Нет в небесах огромнее
Звезд, чем над Черным морем…

– Что вас хватает за душу
В скромном таком наброске?
Степи, туман да ландыши?
Мостики да березки?

– А то, что глубь черноземная,
Наши моря и суши
Вскормили собою скромные,
Большие русские души,

И только под теми звездами,
Без ходульных речей о чуде,
Чудесные люди созданы –
Русские люди!

Я сжилась с березой, как с родной.
Не в Москве она растет, а в Берне.
От нее прохладен летний зной,
Золотисто-зелен час вечерний,

А когда спускается туман,
Вся она плывет, в тумане рея,
Будто оживает Левитан
В зимней Третьяковской галерее…

Но сейчас, вернувшись из Москвы,
С русским снегом в волосах и в платье,
Не могу иначе, как на «вы»,
Дерево знакомое назвать я:

– Здравствуйте, береза… Добрый день
(Только добрый ли? Кто мне ответит?) –
От березы на лужайке тень,
И ее раскачивает ветер.

Дай мне снова видеть край далекий,
Купола бревенчатых церквей
И зарю румяную, как щеки
Сероглазой матери моей.

Дай лицом прильнуть к твоим колосьям
В час, когда над полем гаснет день
И гармони спорят с лаем песьим
У околиц сонных деревень.

Дай почувствовать твой дождь и сырость,
Грусть твоих курящихся болот,
Дай погладить гриб, что за ночь вырос,
И цветок, что к вечеру умрет.

Бродят вдалеке глухие грозы,
Теплым ветром вздрагивает ночь.
Так встречает Мать, смеясь сквозь слезы,
Навсегда вернувшуюся дочь.

Лебедь плыл, как белая гондола,
Рядом с ним внизу плыла звезда,
И деревья наклонились долу,
В черный оникс тихого пруда.

Первый ветер вестью о рассвете
Пробежал по листьям и затих.
О далеком говоря поэте,
За стихом мы вспоминали стих.

А когда вода порозовела
И запахло травами остро,
Лебедь Эренбурга, лунно-белый,
Уплывая, обронил перо.

Лес Булонский веет Летним садом
И Невою каждую весну.
Но из всех в ту ночь стоявших рядом
Выбрала заря меня одну:

Доплеснули дрогнувшие воды
Белое перо к моим ногам,
Чтобы я несла его сквозь годы
И вернула невским берегам.

Панорамой развернуты черной,
Громоздятся в тумане хребты,
И обвал рассыпается горный,
Прогремев с ледяной высоты.

И опять тишина замирает,
Не спеша собирает грозу,
И орлиные тени витают
Внизу.

Странно видеть орлиные тени,
Наклоняясь в бездонный провал,
Но спускаются в пропасть ступени
Облаков и оскаленных скал.

А совсем далеко, на вершине,
Первым отзвуком грома звуча,
Нерушимо стоят и поныне
Два меча.

И славянская вязь между ними –
Позолоту не смыли дожди –
Начертала бессмертное имя
На бессмертной гранитной груди

Как торжественно: «Генералиссимус»
И «фельдмаршал»… И грома раскат…
Над пустыми альпийскими высями
Черногривые тучи летят…

Сен-Готард в свинцовой тонет мгле.
Слава одиночеству суровому!
Чьей рукою врублено в скале:
«Доблестным сподвижникам Суворова»?

В головокружительную высь,
Где веками горы не источены,
По тропинке козьей поднимись,
По следам неведомого зодчего.

Кем он был, когда перед лицом
Вечности по русскому обычаю
Молотом чеканил и резцом
Памятник солдатскому величию?

Осыпались из-под ног пласты
В пропасть между острыми уступами,
Может быть, он слышал, как и ты,
Хруст костей и хруст колес над трупами?

Может быть, и для него гора,
Сотрясаясь грохотом и градами,
Повторяла русское «ура»
В перекличке грома с водопадами?!