Кайсын Кулиев - Раненый камень

На свете счастье не одно, а разное.
Беда, когда оно однообразное.
Оно пестро, как горные цветы,
А на Кавказе их весною множество.
Не испытаем пусть ни я, ни ты
Покой и счастья серого убожество.

На свете счастье не одно, а разное,
Беда, когда оно однообразное.
Но пусть мы будем счастливы в одном:
Пусть не увидим род свой очерненным,
Погашенным очаг и сад спаленным,
Врага, входящего в наш отчий дом.

Вновь над просторами цветущими
Дождями вымытой земли.
Как весть из прошлого в грядущее.
Сияет радуга вдали.

Она цвета свои по-дружески
Переняла у наших мест,
Увидев жар костров пастушеских
И шалей на плечах невест.

На счастье детворе смеющейся,
Вдали сияет в полный рост
От горя к радости несущийся,
Над нами вознесенный мост.

Сверкает иней, выпавший
Зимою во дворе.
Башлык морозом выпушен,
И бурка в серебре.

Изменчивого облика.
Но верная себе,
Солома белым облаком
Вздымается в арбе.

У ишака чуть синие
Бахромки под губой.
Покрыты скалы инеем,
Как дымкой голубой.

Ужели я, ужели я
В алмазной стороне?
Чегемское ущелие
Все в голубизне.

И я заиндевелые
Не в первый вижу раз
Овечьи морды белые
С печалью темных глаз.

И близкие и дальние,
Деревья все подряд
Как будто бы хрустальные:
Качнешь — и зазвенят.

И словно вижу детство я:
Как к солнцу на снегу,
Едва успев одеться, я
Из дому бегу.

И тем я счастлив именно,
Что светел холод дня.
Что воротник от инея
Искрится у меня.

Как мехом оторочены
Двери и порог.
И вижу я отточины
На крыльях у сорок.

Отца посеребренные
Кончики усов.
И елочки оконные
Из сказочных лесов.

А мама заскорузлые,
Облитые льдом,
Початки кукурузные
С мороза вносит в дом.

Люблю зимой нашествие
Инея, когда
Овечьей белой шерстью он
Облепит провода.

Когда в часы морозные
Я на стекле окна
Загадочные звездные
Читаю письмена.

Знаю, что горцам,
хоть нравы их строги,
В облачном крае скалистых земель
Песня нужна, словно лошадь в дороге,
Песня нужна, словно бурка в метель.

Слово, как звездочка полночью темной,
Блещет над гребнями темных громад.
«Горец без песни — что всадник бездомный»,—
Издавна в наших местах говорят.

Тот, кто когда-то изрек это первым,
Видно, неплохо чеканил слова.
Сердце в груди его билось напевно,
Светлой и мудрой была голова.

Славы при жизни не знал он, конечно,
И не в богатстве почил среди гор.
Блещет под стать золотому колечку
Слово его, что живет до сих пор.

Лошади стоит стоустое слово.
Ставший поклонником слов дорогих,
Кланяюсь низко я снова и снова
Тем мастерам, что чеканили их.

В горькую пору шептали мы часто
Те дорогие для сердца слова.
Как над горами, над ними не властны
Времени мчащиеся жернова.

Нет скакуна у кавказца иного,
Всадником числится он все равно:
Лошади стоит стоустое слово,
Мигом доскачет до цели оно.

Мастером слово подковано тонко,
Сколько таких я встречал на веку!
Жизнь моя, может быть, искорка только —
Высекло слово ее на скаку.

Здравствуй, дерево! В крае безлесном
Ты стоишь на ветру.
Как бывало, на склоне отвесном
Шелестишь поутру.

Зелень листьев твоих поредела,
Нету прежних ветвей.
А бывало, ты мне не жалело
Щедрой тени своей.

Я мальчишкой взбирался без страха
По изгибам ствола,
Оттого-то на мне и рубаха
Вечно рваной была.

Мы простились с тобой на рассвете
Непогожего дня,
Ты за это двенадцатилетье
Не забыло ль меня?

Помнишь, девушку в платьице синем
Я сюда приводил?
В позапрошлом году на чужбине
Я ее схоронил.

Много верст пролегло между нами.
И в далеком краю
Я порой вспоминал со слезами
Тень и крону твою.

Много лет пролетело над нами
И воды утекло.
Обожгло нас недоброе пламя.
Но дотла не сожгло.