Михаил Лермонтов - Том 3. Драмы

В изображении ужасов крепостного права отразились личные впечатления и воспоминания поэта о жестокостях пензенских помещиков, соседей его бабушки по имению (см.: В. С. Нечаева . В. Г. Белинский. Начало жизненного пути и литературной деятельности. М., 1949, с. 307–326; А. Храбровицкий . Дело помещицы Давыдовой. – В кн.: Литературное наследство, т. 57. М., 1951, с. 243–247). Реальная основа изображенных в «Странном человеке» событий и общая антикрепостническая направленность драмы явились источником близости ее к трагедии В. Г. Белинского «Дмитрий Калинин», написанной незадолго до «Странного человека», в конце 1830 г. Лермонтов мог знать драму Белинского, которая в рукописи ходила среди студентов Московского университета, однако документально факт знакомства Лермонтова с этим произведением не подтвержден. Как и Лермонтов, Белинский стремился изобразить действительное положение крестьян, опираясь на свои наблюдения над жизнью крестьян Чембарского уезда. Пензенской губернии, где он провел детство. Сообщая отцу о возможности скорого опубликования своего драматического произведения, Белинский писал: «Вы в нем увидите многие лица, довольно Вам известные» ( В. Г. Белинский . Полное собрание сочинений, т. XI. М., 1956, с. 46). На «полное тождество идей у обоих студентов и начинающих писателей» – авторов «Дмитрия Калинина» и «Странного человека» – обратил внимание уже П. А. Висковатов (см.: Сочинения М. Ю. Лермонтова, первое полное издание, под редакцией П. А. Висковатова, в шести томах, т. VI. М., 1891, с. 123–125). Сопоставление драм было также сделано С. А. Венгеровым (см.: Полное собрание сочинений В. Г. Белинского, под редакцией С. А. Венгерова, т. I. СПб., 1900, с. 133–136).

Светское общество! (Франц.).

В течение 1829–1830 гг. в Москве функционировал частный французский театр, созданный по инициативе «любителей французских спектаклей» из «высшего света» Москвы – старшины Благородного собрания С. С. Апраксина, московского генерал-губернатора кн. Д. В. Голицына, министра императорского двора кн. П. М. Волконского и др. Антрепренер французской труппы в Москве С. В. Карцева не смогла собрать достаточно сильную труппу; к тому же во время холеры 1830 г. умерли два лучших артиста ее театра. Снятое Карцевой для спектаклей помещение оказалось неудобным: холодным, плохо проветриваемым. Однако это не могло заставить московский «beau monde» отказаться от французских спектаклей. В мае 1831 г. в Москве открылся Московский императорский французский театр. В начале 1831 г. (сцена V «Странного человека» помечена датой «10 января», очевидно, 1831 г.) антреприза французского театра еще находилась в руках Карцевой, хотя уже велись переговоры о передаче труппы дирекции императорских театров (см.: В. П. Погожев . Столетие организации императорских московских театров, вып. 1, кн. III. СПб., 1908, с. 210–252).

Дорогая кузина! (Франц.).

Очаровательный молодой человек! (Франц.).

Кузина. (Франц.).

Дорогой друг! (Франц.).

Речь идет о выступлениях французской артистки Спади Бертран, которая дала свой первый концерт 24 января 1831 г. в зале Большого театра. Гастроли ее в Москве продолжались до конца марта 1831 г. (см.: Московские ведомости, 1831, №№ 7 и 21).

Первоначально в тексте драмы вместо этого стихотворения было помещено стихотворение «Романс к И…» (наст. изд., т. I, с. 176), которое подверглось значительной переделке в беловом автографе драмы «Странный человек». Впоследствии, в 1841 г., Лермонтов вновь переработал это стихотворение («Оправдание» – наст. изд., т. I, с. 459).

Герой романа Гёте «Страдания молодого Вертера» (1774) – «мученик мятежный», по определению Пушкина, ненавидящий пошлость бюргерского общества, не мог вместе с тем осудить свою возлюбленную, верную морали этого общества, и порвать с нею. Владимир Арбенин считает для себя неприемлемой такую непоследовательность. Герой драмы Лермонтова иронизирует над тем, что Наташа Загорскина хотела бы повторить в своих отношениях с ним и Белинским изображенную в романе Гёте ситуацию трогательной дружбы участников любовного «треугольника». Эта и другие ситуации «Вертера» воспринимались читателями как образец проявления высоких чувств и делались предметом подражания. Образ «тройственного» дружеского союза женщины и двух любящих ее мужчин запечатлен, например, на известном полотне немецкого живописца-романтика Ф.-О. Рунге (1777–1810) «Мы трое» (1805).