Сохранилась только авторизованная копия драмы, но без заглавия и без списка действующих лиц. При первом упоминании о драме в печати в статье С. Д. Шестакова она без всяких оговорок названа «Двумя братьями». Возможно, что заглавный лист с обозначением названия, списком действующих лиц, посвящением или эпиграфом, что было обычно для пьес Лермонтова, тогда еще существовал. В настоящее время этот лист утрачен. Список действующих лиц имеется только в тетради В. Х. Хохрякова (Лермонтов, т. V, с. 751). Приводим его:
«Дмитрий Петрович Радин.
Александр, Юрий сыновья
Князь Лиговский.
Вера (его жена).
Петрушка, лакей Юрия.
Федосей, камердинер Дмитрия Петровича».
По сравнению с текстом пьесы в этом списке только одно расхождение: лакея зовут не Петрушкой, а Ванюшкой.
В драму впервые введена фамилия Лиговских, вспоследствии неоднократно встречающаяся в прозаических произведениях Лермонтова («Княгиня Лиговская», «Герой нашего времени»), и повторяется фамилия Загорскиной, впервые присутствующая в драме «Странный человек».
Эти повторения не случайны. Судьбы героинь – Наташи Загорскиной из «Странного человека», Веры Лиговской (в девичестве Загорскиной) из «Двух братьев», Веры Лиговской из «Княгини Лиговской» и Веры из повести «Княжна Мери» в «Герое нашего времени» – сходны. Все они изменяют своему первому чувству и выходят замуж по расчету.
Мотив измены возлюбленной, соблазнившейся богатством в положением в обществе, особенно волновал поэта. Именно в такой измене он обвинял любимую им с юных лет В. А. Лопухину.
Если поводом к созданию «Двух братьев» послужил эпизод из жизни Лермонтова – встреча его с Лопухиной после ее замужества (ср. в драме встречу Юрия с Верой), то дальнейшее развитие сюжета не обнаруживает соответствия с известными нам биографическими сведениями о поэте. Написанная в романтической манере юношеских драм, эта пьеса более условна и схематична, чем «Menschen und Leidenschaften» и «Странный человек», а в ее построении и изображении действующих лиц в большей степени сказалось влияние литературных источников (драм Шиллера «Разбойники» и «Мессинская невеста», Клингера «Близнецы», повести Марлинского «Изменник»).
По своей социальной направленности драма «Два брата» ближе всего примыкает к «Маскараду». Здесь, как и в «Маскараде», разоблачаются нравы светского общества, продажность и лицемерие так называемого большого света («…миллион, да тут не нужно ни лица, ни ума, ни души, ни имени – господин миллион – тут всё» – действие первое, сцена первая). В образах Дмитрия Петровича и князя Лиговского изображены люди, уверенные, что за деньги можно купить все – и любовь, и счастье.
В драме два главных героя – Александр и Юрий Радины. Оба они, смелые, страстные, вольнолюбивые, возвышаются над своей средой. Оба страдают от разочарования в любви, ревности, от пошлости и корыстолюбия окружающих их людей. Но Юрий доверчив и прямодушен, подобно героям ранних лермонтовских драм, тогда как Александр осторожен и скрытен, разочарования в жизни и людях сделали его жестоким и мстительным.
Некоторые особенности душевного склада обоих братьев впоследствии сочетались в образе Печорина в романе «Герой нашего времени». Когда Печорин говорит: «…одна половина души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, я ее отрезал и бросил…» (наст. изд., т. IV), он имеет в виду такие безвозвратно исчезнувшие черты своего характера, как «способность глубоко чувствовать добро и зло», «готовность любить весь мир», доверчивость, сближающие его с Юрием. С другой стороны, замкнутость, эгоизм (та, другая половина души, которая «шевелилась и жила к услугам каждого» – там же) свидетельствуют об определенном сходстве его с Александром. Недаром монолог Александра «Да!.. Такова была моя участь со дня рождения…» (действие второе, сцена первая) почти дословно переносится Лермонтовым в роман «Герой нашего времени» как автохарактеристика Печорина. Таким образом, драма «Два брата» является одним из этапов на пути создания Лермонтовым образа Печорина в «Герое нашего времени».
Б. М. Эйхенбаум, считая, что в этом произведении намечен переход Лермонтова от драмы к роману, подчеркивал закономерность его создания после «Маскарада» и ранее «Героя нашего времени» (см.: Б. М. Эйхенбаум . Статьи о Лермонтове. М.–Л., 1961, с. 216–219).
К драматургии в прозе Лермонтов больше не возвращался.
Читать дальше