Михаил Лермонтов - Том 4. Проза. Письма.

Сравнительно недавно обнаружено, что на обертке VI выпуска «Наших» (экземпляр ГПБ), где напечатано начало очерка «Армейский офицер» князя Львова, имеется следующее объявление: «Приготовляются к изданию: „Уральский казак, В. Даля; – Гробовой мастер, А. Башуцкого; – Кавказец, покойного Лермонтова; <���…> и многие другие, сверх поименованных в объявлении, приложенном к первому выпуску“» (см.: Б. Т. Удодов . М. Ю. Лермонтов. Воронеж, 1973, с. 619).

Герой очерка – по определению Лермонтова, настоящий кавказец. Это типический образ кавказского армейского офицера, каких Лермонтов много раз встречал в Дагестане и Чечне. Одним из прообразов его был, возможно, П. П. Шан-Гирей – родственник и собеседник Лермонтова, участник ермоловских походов и кавказской войны, хорошо знавший быт и нравы кавказских горцев (см.: П. Вырыпаев . Один из возможных прототипов «Кавказца». – Русская литература, 1964, № 3, с. 57–59).

В литературном отношении герой «Кавказца», с одной стороны, близок лирическому герою стих. «Завещание» и «Я к вам пишу случайно; право»; с другой – это дальнейшее развитие образа Максима Максимыча из «Героя нашего времени». Ему в такой же степени приданы лучшие черты скромных тружеников войны – кавказских армейских офицеров; вместе с тем он более ординарен, более типичен для кавказской армейской среды.

О настоящем кавказце сказано гораздо больше, чем о Максиме Максимыче: он учился в кадетском корпусе, затем попал на Кавказ; изображены и первые дни его пребывания там, и зрелый период, затем отставка. В этом, в частности, проявляется различие в художественной функции каждого из образов: настоящий кавказец – центральная фигура очерка, написанного исключительно с целью создания его социально-типологического портрета; Максим Максимыч же – персонаж, с помощью которого раскрывается образ главного героя романа.

Герой лермонтовского очерка, неизвестного Л. Н. Толстому, предвосхитил появление его героев – капитана Хлопова из «Набега» и отчасти капитана Тросенко из «Рубки леса» (см.: Б. С. Виноградов . «Кавказец» М. Ю. Лермонтова. – В кн.: Вопросы чечено-ингушской литературы, т. V. Вып. 3. Литературоведение. Грозный, 1968, с. 65).

Несмотря на то, что автор ставил своей задачей рассказать о том, какие вообще бывают кавказцы, он по существу посвящает свой очерк «кавказцу настоящему» – тому, которого можно найти «на линии». Другие модификации этого типа он называет (грузинский кавказец, статский кавказец), но не описывает детально; они малоинтересны и по большей части представляют собой просто «неловкое подражание».

Впервые опубликовано в литературном сборнике «Вчера и сегодня», кн. I, 1845. Текст автографа обрывается на словах: «…У Лугина болезненно сжималось сердце – отчаянием»; дальнейший текст, в рукописи отсутствующий, воспроизводится по сборнику.

В альбоме М. Ю. Лермонтова 1840–1841 гг. имеется черновой набросок плана повести: «Сюжет. У дамы: лица желтые. Адрес. Дом: старик с дочерью, предлагает ему метать. Дочь: в отчаянии, когда старик выигрывает. – Шулер: старик проиграл дочь. Чтобы Доктор: окошко». В записной книжке, подаренной Лермонтову В. Ф. Одоевским, находится заметка, сделанная поэтом после отъезда из Петербурга и, таким образом, свидетельствующая о том, что он намеревался продолжить работу над повестью: «Да кто же ты, ради бога? – Что-с? Отвечал старичок, примаргивая одним глазом. – Штос! – повторил в ужасе Лугин. Шулер имеет разум в пальцах. – Банк – Скоропостижная».

Судя по приведенным наброскам плана, Лугин, чтобы выиграть, должен был в конце повести обратиться к шулеру. Повесть должна была окончиться катастрофой в первом наброске плана: «Доктор: окошко», во втором – скоропостижной смертью Лугина («Банк – Скоропостижная»).

Датируется серединой марта – началом апреля 1841 г. (см.: В. Э. Вацуро . Последняя повесть Лермонтова. – В кн.: М. Ю. Лермонтов. Исследования и материалы, с. 234–235).

Приятельница М. Ю. Лермонтова поэтесса Е. П. Ростопчина сообщает в своих воспоминаниях: «Однажды он <���Лермонтов> объявил, что прочитает нам новый роман под заглавием „Штос“, причем он рассчитал, что ему понадобится по крайней мере четыре часа для его прочтения. Он потребовал, чтобы собрались вечером рано и чтобы двери были заперты для посторонних. Все его желания были исполнены, и избранники сошлись числом около тридцати; наконец Лермонтов входит с огромной тетрадью под мышкой, принесли лампу, двери заперли, и затем начинается чтение; спустя четверть часа оно было окончено. Неисправимый шутник заманил нас первой главой какой-то ужасной истории, начатой им только накануне: написано было около двадцати страниц, а остальное в тетради была белая бумага. Роман на этом остановился и никогда не был окончен» (Воспоминания, с. 285).