Омар Хайям - Рубаи. Полное собрание

Как странно! Любят суть, а воспевают лик.
Кто в сердце краснобай, тот въявь косноязык.
Еще диковинней, о Властелин вселенной:
От жажды мучаюсь, а предо мной родник.

Когда немыслимо грешу я день и ночь, —
О милосердии прошу я день и ночь.
Но обращаюсь я с мольбой не к господину —
Господь, воззвать к Тебе спешу я день и ночь.

В День воскрешенья Ты вернешь тела святым,
Как будто всадникам — коней, привычных им;
А мне… Я в саване, слезами обагренном,
Тюльпаном вырасту перед крыльцом Твоим.

Какое множество везде «друзей» Твоих!..
Мученье для меня — все поученья их.
Чем обогреться нам? Они как туча пыли,
Для солнца Твоего — просветов никаких!

Мы лепеты наук за истину сочли;
Вы райские дворцы увидели вдали…
Все к Богу тянемся. Но вдруг спадут покровы,
И растеряемся: куда мы забрели!

В семидесяти двух ученьях все подряд
О сущности Творца так много говорят!
Уж ладно б чепуху болтали меж собою —
Словами складными народ они дурят.

Я спал в Неведомом. Сказал Ты: «Встань! Иди!» —
И мир волнующий раскрылся впереди.
Иду, напутствием Твоим ошеломленный.
Ведь как оно звучит: «Склонись! Не упади!»

Джамшидов кубок я по всей земле искал,
И днем не отдыхал, и по ночам не спал…
И от Учителя, вернувшись, я узнал,
Что сам Джамшидовым волшебным кубком стал.

Растенье Истины возможно ли найти,
Коль в этом мире так запутаны пути!
Неведомая ветвь порой скользнет в горсти…
Всегда нам наугад, как в первый день, брести.

К чему ни прикоснусь, не вижу все равно,
Случайно внешнее иль сутью рождено.
Допустим, вырос перл — в жемчужнице разбитой,
Допустим, шах сидит — в углу, где так темно…

Снаружи в этот свод не проникает свет;
Что можно распознать, не ведая примет?
Любой предмет возьми: реален ли предмет?
Посмейся и отбрось: обман, предмета нет.

Секретней всякого секрета — Бытие.
Свет, заблудившийся вне света, — Бытие.
Ты в деле преуспел? Но и на этом деле —
Примета бренности, помета: «Бытие».

Чей разум охватить вселенную спешит
И, будто конь Бораг, по небу путь вершит,
Тому до цели миг останется… Но небо
Закружит голову и наземь сокрушит.

Все наперед дела для нас предначертали,
Смешав добро и зло в узорах на Скрижали.
Что предначертано, то и вручают нам.
Нелепы хлопоты, бессмысленны печали.

Была дождинка, но с морской водой слилась.
Была пылинка, но средь пыли улеглась.
Вот во вселенной нам случилось появиться —
Повиться мошкаре… И тут же скрыться с глаз.

Отставил я дела, закрылся на засов
От благодетелей — ничтожеств и столпов.
И руку мне подать теперь лишь друг готов:
Такой же, как и я… Но сам-то я — каков?

О! Ты — моя печаль, Бижан в тюремной яме!..
А ты, Сохраб-мудрец, растерзанный во храме!..
За Сиявуша мстя, себя разрушил мир!..
Мне сердце извело сказанье о Рустаме.

Как ни вникаю в жизнь, головоломной вижу,
Саму вселенную насквозь никчемной вижу.
Хвала Всевышнему! Где ни открою дверь,
Там на себя капкан во тьме укромной вижу.

Затерян меж дворцов, бесславен я и мал,
Уже за тридцать мне, а счастья не видал.
Мне так же горестно, как гостю-бедолаге:
Хоть выпивки полно, на свадьбу опоздал.

Ты в мире видишь, дух, чужбину — почему?
Ты ни дворцу не рад, ни чину — почему?
Ты был божественным владыкой, а сегодня
Низвергнут в скорбную пучину… Почему?

Я сердце упрекал: греховное, оно
Страшится смерти там, где воспарять должно.
И в замешательстве мне отвечало сердце:
«Я от рождения на смерть обречено».

Хоть в облике моем блистательно сплелись
Пылающий тюльпан и стройный кипарис, —
Минутные цветы в тараб-ханэ столетий,
На что мы, не пойму, Художнику сдались?

Как сердцу этот мир считать своим охота,
Не век, а вечность быть царем земным охота!..
Про Смерть-охотницу бедняге невдомек,
А ведь уже, след в след, идет за ним охота.