Иван Котляревский - Энеида

Конями ловко управляя,
Ютурна вьется меж полков;
Как от борзых лиса, виляя.
Спасает брата от врагов.
С ним где-то впереди маячит,
Назад напропалую скачет,
Но где Эней, там Турна нет!
Троянцу это не по вкусу:
Турн празднует бесстыдно трусу!
Эней стремглав помчался вслед.

И, взора не спуская с Турна,
Во все гужи за ним тянул,
Но смухлевала вновь Ютурна,
И враг заядлый улизнул.
А тут еще Мессап с наскоку
Метнул в Энея камнем сбоку.
Эней, по счастью, не погиб.
Он уберегся от изъяна,
И только верх его султана
Булыжник, пролетая, сшиб.

Такой предательской повадкой
Анхизов сын был оскорблен.
Зевесу помолясь украдкой,
На всю громаду гаркнул он.
Вперед полки внезапно двинул
И с воском на врагов нахлынул.
Ну шпиговать, крошить и сечь,
Рубить рутулов и латинцев,
Наездников и пехотинцев.
Но как бы Турна подстеречь?

Я, братцы, не надеюсь даже
Картину битвы набросать,
Хотя и тщусь как можно глаже
Стихи об этом написать.
Такая уж моя планида,
Что выдет разве панихида —
Простая роспись, без затей,
Всем воинам, убитым в поле,
Сложившим кости поневоле
По прихоти своих князей.

Сей участи не избежали
Цетаг, Танаис и Толон;
Энеем сражены, лежали
Невдалеке Опит, Сукрон;
Троянцев Гилла и Амика
Спихнула в пекло Турна пика…
Да где ж их поименно знать!
Ведь супостаты так смешались.
Стеснились, что уже кусались, —
Руками не могли махать.

И фыркнула в башку Энею
Ею божественная мать,
Чтоб он воскам сказал рацею,
Велел им город штурмом брать,
Пробить в Лаврент столичный дверцу,
Задать Латину с Турном перцу,
Рутульских проучить собак.
Анхизов сын старшин скликает,
На новый подвиг подстрекает;
Взодя на холм, кричит он так:

«Моим словам не удивляйтесь.
Не я, Зевес их произнес,
С дружиной тотчас отправлятесь
Брать город, где паршивый пес
Латин-изменник жрет сивуху,
Пока мы бьемся что есть духу.
Рубите вдоль и поперек!
Сожгите царскую палату,
Спалите ратушу! Амату;
Чтоб не царапалась, в мешок!»

Оружьем воско загремело,
Как будто прокатился гром.
Построилось и полетело
К стенам Лаврента прямиком.
Для штурма лестницы таскали
И стрелы тучами пускали,
Огни метали через тын;
И, чтоб услышал неприятель,
Кричал Эней: «Ваш царь предатель!
Всех зол причина ваш Латин!»

А кто в столице оставался,
Тому грозила впрямь беда.
У всех рассудок взбунтовался,
Бежать стремились но куда?
Кто трясся, кто облился потом.
Иные бросились к воротам
В Лаврент открыть троянцам вход.
Другие кинулись к Латину
И призывали старичину,
Чтоб лез на вал спасать народ.

Амага глянула в оконце,
И бросило царицу в жар:
От дыма, стрел затмилось солнце,
Пылает в городе пожар;
Не видя Турна, ужаснулась,
И в жилах кровь у ней свернулась.
Нашел на бедную туман.
Ей Турн мерещился убитый:
Из-за нее стыдом покрытый,
Он стал посмешищем троян.

Всё, всё ей сделалось постыло,
И жизнь казалась немила.
Себя кляла, Олимп костила,
Одежды царские рвала.
Амата, здравый смысл утратив,
С ума, по всем приметам, спятив
И волю дав своей хандре,
Забормотала ахинею.
Очкур накинула на шею,
Повесилась на очкуре.

Конец Аматы басурманский
Лависю будто огорчил.
«Увы!» воскликнула по-пански
И ну дрочиться что есть сил.
Цветные платья рвет, швыряет,
Убор печальный примеряет.
Царевне черное под стать!
Мгновенно галкой нарядилась
И перед зеркальцем училась
Умильно хлипать и моргать.

Об этом горестном уроне
Узнали в городе, в полках.
Латин, развалина, тихоня,
Едва держался на ногах.
Он по теченью плыть пустился
И столь плачевно искривился,
Что стал похожим на башмак.
Весть про Аматину кончину
Повергла всю латынь в кручину.
Смутился даже Турн, смельчак.

Когда надумала царица
На шее затянуть очкур.
Пан Турн давай кричать, браниться,
Остервенел, как злобный кнур;
Руками машет с диким ревом,
К войскам несется — грозным словом
Прервать кровопролитный бой.
Послушны Турнову приказу,
Латинцы и рутулы сразу,
Утихомирясь, стали в строй.

Эней обрадовался вести,
Что Турн выходит биться с ним;
Осклабясь, постоял на месте
И помахал копьем своим.
Прямой, как струнка, величавый,
Бывалый, дошлый, тертый, бравый, —
Ни дать ни взять — Нечёса-князь!
Глазами все его сверлили,
Враги — и те его хвалили,
Свои ж любили, не боясь.