Андрей Шацков - Осенняя женщина (сборник стихотворений)

Французская шляпка, вуаль,

Фигура, обвитая флером…

Гори же, моя этуаль,

Гори над острожным забором.

За Нерчинском – только Восток.

А мысли уносят на Запад,

Где в прошлом – шампани глоток,

Где в прошлом – волос твоих запах.

Но Бог не услышит молитв.

Отплясана жизни мазурка.

Он крепок пока – монолит

Гранитных столпов Петербурга.

Штыков ощетиненных сталь,

Халат арестантский, куртина.

Гори же, моя этуаль,

Звезда декабриста – Полина!

До самой последней черты

Не будет лукавей кошмара:

Острог предвесенней Читы,

Венчание в церкови старой.

Кольцо из чугунной цепи.

Взахлеб поцелуй на морозе.

Конвойного оклик: «Не спи!»

И сани невесту увозят.

Я клятву свободе сдержал.

Имперская служба постыла.

Всеобщего счастья желал,

А счастья себе не хватило.

Кандальная злая печаль.

Набухшая почками верба…

Гори же, моя этуаль,

Даруй вдохновенье, Эвтерпа!

Как нежен свет ушедшей осени,

Но остывает тверди пазуха.

Все больше стай в линялой просини.

Антракт. Природа держит паузу.

Купецкий город сладко почивал.

(Здесь в пятницу гуляла ярмарка.)

В рядах обжорных ели сочиво

И пили хмель казенный чарками.

И были горожанки в панике

От удалых гусарских выстрелов.

И продавали мед и пряники

Засевшие в лабазах выкресты.

И в бричке бегали каурые

По бездорожной грязи с топотом.

И были плечики понурые

Покрыты ситцевою лопотью.

Но были руки – алебастровы.

А очи были – аметистовы.

И инвалиды с алебардами

Нам в след в кулак себе посвистывали.

И улыбалась по-бедовому

С пустым ведром соседка встречная,

Как ты, смущаясь чувству новому,

Клонила голову доверчиво

На эполет, покрытый порохом

Еще недавнего сражения…

И на пути стояло Дорохово —

Предтеча нашего сближения.

Когда над Россией сгущается тьма

И льдом затянулись затоны,

Когда колесит издалече зима

И в такт громыхают вагоны,

Когда бесконечны унылые дни

И после «Прощанья славянки» —

Огни, полустанки и снова огни,

И снова в огнях полустанки

Мелькают виденьем в морозном бреду

И тонут в объятиях ночи,—

Россия, ты словно в двадцатом году

Не прячешь разбойные очи.

И снова с надеждой, что все впереди,

Что там – веселее и лучше,

С размаху рванешь на широкой груди

Степной пугачевский тулупчик.

И снова ломаешь коленца, присев

В похмелье бездумного пляса…

Сокрытый веками Батыев посев

Дождался урочного часа.

Россия, молись за уделы свои —

Крамола в полуночном стане.

Пусть каждый акафист, как Спас на Крови

Над дымной воронкою встанет!

Ни Гришка Распутин, ни Тушинский вор

Тобой не управят вовеки.

И птицы весной возвратятся на двор,

И тронутся стылые реки.

На Сретенье – лужи, на Пасху – пурга.

То степи, то чащи лесные.

Что скажешь? – «Россия —

и вся недолга?!»

Что сделаешь? Это – Россия.

Здесь нет колыбелей. Качают пращи

Каме?ния судеб бедовых.

И здесь не дают на разжив палачи

Отступникам тридцать целковых.

На этой земле, где сражаясь, не ждут,

Что к смерти состарится тело,

Доносчику первый достанется кнут

За слово его и за дело.

И дешева пусть подъяремная месть,

И нету для катов Мессии,

Но в этой земле Благовещенье есть,

Чтоб верила в завтра Россия.

Чтоб знала: в черед зацветет краснотал

Церковный от солнечной ласки.

Но будут погосты по свежим крестам

Считать не доживших до Пасхи,

И, в свиток свернувшись, чернеть небеса,