Редьярд Киплинг - Казарменные баллады и Семь морей (книги стихов)

Куря обгоревшую трубку, вдыхая и ветер и дым,

Шагаю в коричневых крагах за коричневым мулом моим;

За мной шестьдесят канониров, и Томми ничуть не соврет,

Коль скажет, что к пушкам приставлен

лишь самый отборный народ.

Тсс! Тсс!

Вы все обожаете пушки, они в вас души не чают!

Подумайте, как бы нас встретить: вас пушки салютом встречают!

Пришлите Вождя и сдавайтесь — другого вам нет пути,

Разбегайтесь в горах или прячьтесь в кустах

Но от пушек вам не уйти!

Нас гонят туда, где дороги, но чаще туда, где их нет,

Хоть на на крыши могли б мы взобраться, но нам утомляться не след.

Мы Нага смирили и Лушай, Афридиям дали сполна,

Нас, думаете — две тыщи? А нас-то всего — два звена!

Тсс! Тсс!

Вы все обожаете пушки…

Как? Не хочет работать он? Ладно… Забудет у нас баловство!

Он не любит походного марша? Прибьем и зароем его!

Не треплитесь без толку, братцы, пожалуйста, без болтовни!

В полевой артиллерии трудно? Попотей-ка у нас и сравни!

Тсс! Тсс!

Вы все обожаете пушки…

Орлы раскричались над нами, реки замирающий рёв

Мы выше тропинок и сосен, — на скалах, где снежный покров

И ветер, стегающий плетью, доносит до самых степей

Бряцание сбруи и топот, и звяканье звонких цепей

Тсс! Тсс… Вы все обожаете пушки…

Колесо на Созвездие утра, от другого до Бездны — вершок

Провал в неизвестность под нами —

прямей, чем солдатский плевок

Пот застилает глаза нам, а снег и солнце слепят.

И держит орудье над бездной чуть ли не весь отряд

Тсс! Тс! Вы все обожаете пушки…

Куря обгоревшую трубку, вдыхая прохладу и дым.

Я лезу в коричневых крагах за коричневым мулом моим

Знаком обезьяне маршрут наш, и знает коза, где мы шли.

Стой, стой, длинноухие!

К пушкам!

Прочь цепи! Шрапнелью — Пли!

Тсс! Тссс…

Вы все обожаете пушки, они в вас души не чают:

Подумайте, как бы нас встретить, вас пушки салютом встречают!

Пришлите Вождя и сдавайтесь — другого вам нету пути

Прячьтесь в ямы и рвы, там и сдохнете вы,

Но от пушек вам не уйти.

Перевёл Михаил Гутнер

В мозгу от пьянки поют шарманки,

язык тяжел, как бревно

Синяк под глазом, мутится разум, —

неделю в глазах темно.

Патруль мне, сука, попал под руку;

а я на расправу крут.

И вот на старых скрипучих нарах

с клопами воюю тут.

В головах — обноски (им в обед — сто лет).

Двор тюремный. (Всё, кончен бал.)

Две недели губ-вахты — не с бухты-барахты:

Я «был пьян и устроил скандал».

Ого-го! — уж скандал так скандал!

Патрулю от души наподдал!

Две недели губ-вахты — не с бухты-барахты:

Я «был пьян и устроил скандал»!

Вначале пиво я дул лениво,

но друг разошелся вдруг.

Всучил, вражина, мне кружку джина,

и… все поплыло вокруг.

Когда я трезвый, я парень резвый,

но пьяный — резвей стократ.

Схлестнись, попробуй, с такой особой,

век жизни не будешь рад!

Где шлем казенный? Вопрос резонный…

Но с пьяных — велик ли спрос?

А где ботинки? По ним поминки

я справил без лишних слез,

Мундир свой хаки порвал я в драке,

но главное — суд в полку:

За все пропажи, за сопли вражьи

нашивки мои — ку-ку!

Жена, стервоза, пустилась в слезы,

и следом за ней — малец.

И черт бы с ними, но, сучье вымя,

узнает майор — конец.

Покаюсь срочно; скажу: «Так точно,

на пьянстве я ставлю крест!»

Но за бутылкой я с клятвой пылкой

покончу в один присест!

В головах — обноски (им в обед — сто лет).

Двор тюремный. (Все, кончен бал.)

Две недели губ-вахты — не с бухты-барахты:

Я «был пьян и устроил скандал».

Ого-го! — уж скандал так скандал!

Патрулю от души наподдал!

Пер. Евгений Фельдман

Радость в джине да в чаю —

Тыловому холую,

Соблюдающему штатские порядки,

Но едва дойдет до стычки —

Что-то все хотят водички

И лизать готовы водоносу пятки.

А индийская жара

Пропекает до нутра,

Повоюй-ка тут, любезный господин!

Я как раз повоевал,

И — превыше всех похвал

Полковой поилка был, наш Ганга Дин.

Всюду крик: Дин! Дин! Дин!

Колченогий дурень Ганга Дин!

Ты скорей-скорей сюда!

Где-ка там вода-вода!

Нос крючком, зараза, Ганга Дин!

Он — везде и на виду:

Глянь — тряпица на заду.

А как спереди — так вовсе догола.

Неизменно босиком

Он таскался с бурдюком

Из дубленой кожи старого козла.

Нашагаешься с лихвой —

Хоть молчи, хоть волком вой,