Василий Бетаки - «МЕА» – двенадцатая книга стихов (2004–2006 годы)

Забытое лето цыганского быта,

Мне возвращает один рассвет:

Перетопывющие копыта.

Сальские степи. И двадцать лет.

Желтым бисером были вышиты

Звёзды по бархату темноты,

Когда из драной палатки выщли

Рассветный я и рассветная ты.

Спали ещё и телеги базара,

И все заботы

новорождённого дня…

На всю эту степь, ужасно старую –

Двое нас и два коня.

На длинных солнечных травах таяли

Капли росы, без следа и боли.

А по откосам ввысь вылетали

Шары прозрачного перекати-поля,

Их, невесомых, порывами дуя,

Ветры вкось над дорогой несли…

Копыта били в кору земную,

В цыганский бубен летней земли…

Июль 2005 г.

Осень явилась разом, и не прося пристанища,

Замельтешила узором дубов, узкими листьями ив,

(Будто опять «Турандот» старик Антокольский поставил,

Старый вахтанговский замысел наново перекроив).

Осень осиновой мелочью засыпала холмы у моря,

Отменила хвастливость роз и скромность яблонь,

Но, противозаконный, там где-то, в опустелых Содоме и Гоморре

В полумёртвой, медленной тишине заливается зяблик.

И я снова леплю тебя из холщёвых бретонских пейзажей,

Из зелёной бегучей волны Средиземного моря, из

Капризных парижских набережных, из смятых созвездий, и даже

Из самого этого неконкретного понятья: каприз.

Что ж, пускай себе осень гасит свеченье брусничных бусин,

И зелёный, в медной кроне, отливающий лаком орех, –

Но не смолкнет, звенит бронзой клён, но церковки, белые гуси,

Где-то пьют и пьют студёную воду северных рек.

(Не по Ломоносову.)

Едва отдышавшись у горизонта,

раскланиваясь перед залом,

(Будто только что разразилось в картонную трубу стишком!),

Солнце к амфитеатру гор поворачивается задом,

Орать, продолжая, пока

Краснорубахий закат не снёс ему башку палашом,

Лезвием узкой тучки…

Эта казнь ежедневна,

Потому что безответственная барабанность цикад, цитат, снова и снова

Ставит на ходули призраков давно безголовых.

И ни рыбы, ни крабы не знают, когда этому настанет конец…

(Пой, пташка пой)!

Строки волн растекаются, как тесто Сальватора Дали,

Как случайно раздавленное слово,

Как туман над водой,

Как перепевы вранья, что вблизи мозолят глаза,

Но смягчаются, расплываясь,

и кажутся облачней на расстоянье,

Даже приемлемей, чем на тех островках – птичий базар,

Непреложная истина каждого островка

становится всё туманнее:

И в облачный общий кисель истории

Небесных барашков угоняет Макар.

А заводной соловей, хлопоча над пластиковою розою,

Не только на вкус, – на жизнь саму нагоняет коррозию...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Бредни!

И вот –

Каждое новое стихотворение врёт,

Притворясь последним.

Так тюрьму свою снова обманывает звон,

вырываясь в поток времён,

Как дождь, беззаконный, который бьёт по облаченью вод…

Кстати, прогуливаясь по берегу, надо бы не забыть зонт, а?

Пригодится в раскисаюших сумерках, пока

Не схлопнулись небо и море на рояльной петле горизонта,

Как на нулевой отметке схлопываются века…

Борм ла Мимоза, Август 2005– Медон, Сентябрь 2005.

Никогда Европа не была ни раньше, ни поздней, так противоречива, так парадоксальна, как в четырнадцатом – шестнадцатом столетиях. Жанна д’Арк и Лукреция Борджиа – вот два женских лика времени, словно бы исключающие друг друга.

…А Вийон? Воплотив в себе одном всю несовместимость разнообразных до бесконечности граней эпохи, Франсуа Вийон такое же воплощение Ренессанса как, хотя бы, Леонардо да Винчи. Парадоксальность его стихов – частица парадоксальности не только жизни поэта и вора, пьяницы и вечно влюблённого идеалиста. Это зеркало парадоксальности самого Ренессанса. который сгустил в себе величайший взлёт гуманистических идей – и бесчеловечность казней, неповторимые вершины почти всех европейских литератур – и низменную корысть интриганов или отравителей, великую архитектуру, живопись – и беспредел площадной вульгарности быта...

«В поисках деревянного слона»

Увы, где прошлогодний снег!

Франсуа Вийон

Уж так устроен мир – не отмотать столетья.

Обратно в облака тот прошлогодний снег

Не всыпать.

И рубец не лечат той же плетью.

И сколько ни шагай против теченья рек,