Константин Кедров - Поэтический космос

Поэт дает описание мира с позиции вселенского наблюдателя по принципу дополнительности. Он сам смотрит на себя из прошлого, будущего и настоящего, проецируя себя во вселенную с обратным знаком, и видит время человеческой жизни «вспять». В драме «Мiрсконца» (мир с конца) действие начинается с похорон. Старушка Оля хоронит мужа Полю. Похоронная процессия едет домой, умерший встает из гроба, молодеет, и вот уже Оля и Поля — два младенца, которых везут по аллее в детских колясочках.

Интересно вспомнить знаменитый хлебниковский перевертень, где каждая строка читается слева направо и справа налево одинаково. Даже Маяковский видел в этом только «штукарство». Между тем Хлебников дает ключ к этой вещи: «Я в чистом неразумии писал «Перевертень» и только пережив на себе его строки: «чин зван… мечем навзничь» (война), как они стали позднее пустотой, «пал а норов худ и дух ворона лап», — понял их как отраженные лучи будущего, брошенные подсознательным «я» на разумное небо». Время снует вдоль строки как челнок из прошлого в будущее и обратно, и остается ощущение полной поглотимости времени, вбираемости строкой.

Вселенная Хлебникова состоит из множества пространственно-временных ячеек, то есть его семимерное пространство-время прерывно как на уровне микро-, так и на уровне макромира. Максимальная величина ячейки по времени — 742 года, минимальная не указана. Поэт пишет: «Заклинаю художников будущего вести точные дневники своего духа, смотреть на себя как на небо и вести точные записи восхода и захода своего духа. В этой области у человечества есть лишь один дневник Марии Башкирцевой — и больше ничего… Закон кратных отношений во времени струны человечества мыслим для войн, но его нельзя строить для мелкого ручья времени отдельной жизни — отсутствуют опорные точки, нет дневников».

Это завещание Хлебникова выполнил биолог Любищев. Он всю жизнь вел дневник своей жизни по часам и по минутам. К сожалению, пока эти записи не расшифрованы. В поисках единого пространственно-временного ритма нашей вселенной Хлебников приблизился к методам синергетики — науки о самозарождающихся системах. Его стремление соотнести ритмы и циклы жизни с космологическим Временем близки к идеям Вернадского и Чижевского.

Он понимал, что время человеческой жизни следует соотносить с временем всего мироздания, тогда наш взгляд на место человека во вселенной будет близок к реальности.

Какая истинно поэтическая вера в разум людей! Хлебников пытался, «шутя», образумить человечестве». Но выманить солдат из окопов заманчивыми математическими таблицами почему-то не удавалось.

Заблуждение часто следует рука об руку с прозрением. Хлебников явно поспешил с выводами и отстал от времени в своем стремлении построить некую таблицу Менделеева для всех событий. Здесь, как ни странно, поэт оказался даже старомоден в своем железном историческом детерминизме. В его таблице времени явно не хватает квантовых скачков, принципа неопределенности, вероятности, случайности. Он почти опережал теорию относительности, но явно не успевал за квантовой механикой. Заметим, что в такой же ситуации оказался сам Эйнштейн, так и не принявший Гейзенберга и Нильса Бора, когда писал математику М. Борну: «Наши взгляды развились в антиподы. Вы верите в играющего в кости бога, а я в строгую закономерность».

В теории Хлебникова явно не хватает случая, «играющего в кости», но его поэтические модели времени расширяют наше зрение до пределов нынешней космологии и даже намного дальше.

Хлебников не символист. Его метафора адекватна вселенской реальности. Он объявляет себя «председателем земного шара», всерьез погружается в вычисления в поисках формулы времени. И он был прав; но для окружающих это всего лишь некое условное действо, вроде карнавала.

Кончается действо, и люди возвращаются к обычной земной реальности. Здесь начинается трагический разрыв между поэтом и современниками. Ему подыгрывали, пока шла игра, но для всех игра заканчивалась, а Хлебников справедливо видел в актерах, уходящих со сцены, изменников великому делу.