Константин Кедров: Поэтический космос

В пользу этой гипотезы свидетельствует и то, что «Конек-горбунок» написан Ершовым по мотивам сказок Сибири, где как раз и распространена «котловая культура».

Соотнесенность образа горбунка с лунной символикой раннего и ущербного месяца подтверждается небесным сватовством Иванушки и в конечном итоге браком с Зарей-Заряницей — звездой Венерой. Заря-Заряница окажется его супругой, нашедшей своего жениха. Если принять такое прочтение, то скачки Иванушки на Коньке-горбунке будут выглядеть как шествие месяца по ночному небу.

Платон вспоминает в «Пире» древнее предание о том, что мужчина и женщина когда-то в древности составляли единое совершенное сферичное тело, но Зевс рассек его на две части, и с тех пор две половины безуспешно ищут друг друга, пытаясь соединиться.

Нетрудно узнать здесь две половины луны, как бы рассеченной пополам. Отсюда древний сюжет о влюбленных, которые могут соединиться лишь временно, а затем их разлучает смерть: Тристан и Изольда, Ромео и Джульетта, Лейли и Меджнун.

«Встань у окна, затми луну соседством», — обращается Ромео к Джульетте. «Ромео, я так тебя люблю, что готова разорвать на тысячи звезд», — говорит Джульетта. Для сегодняшнего читателя это всего лишь метафоры, изысканные комплименты, однако для человека, посвященного в тайны лунного кода, за этим скрывается более глубокий, я бы сказал, космогонический смысл любви.

Таинственный обоюдоострый меч между Изольдой и Тристаном, разъединяющий их на ложе, — это отдаленное воспоминание о либрисе — двустороннем топоре Зевса, которым он рассек единое тело. На зимнем небе это выглядит так: Месяц — Тристан, Сириус — Изольда, двусторонний топор Зевса (или обоюдоострый меч) — созвездие Ориона.

Кстати, таким, невесть откуда взявшимся, огромным топором китайский космический человек Паньгу разрубил изнутри яйцо-вселенную, и образовались небо и земля.

Так я расшифровал астрономическую символику многих литературных сюжетов.

Однако вскоре пришлось вспомнить, что кроме луны, планет и звезд есть еще созвездия. Одни и те же сюжеты могут передаваться четырьмя кодами:

— солнечно-лунным;

— лунным (луна и месяц);

— лунно-звездным (месяц и звезда);

— звездным (ходом созвездий).

Объединив все четыре кода, я пришел к выводу о существовании некоего единого кода в древней и религиозной символике. Это единство я обозначил термином МЕТАКОД. Впервые я предложил этот термин в 1982 году в статье «Звездная книга», опубликованной в № 9 журнала «Новый мир», хотя сам принцип был применен мною еще раньше — в 1980 году, в статье «Звездный сад», опубликованной в журнале «Театр» (1980, № 11).

Поначалу было дано такое определение: метакод — это устоявшаяся система астрономической символики, общая для разных ареалов культур. В конце книги читатель убедится, насколько расширится это понятие в дальнейшем.

Все архаичные слои культуры буквально пронизаны метакодом. В этом смысле фольклор, существовавший до письменности, все-таки имел свою «письменность». Это «огненные письмена» ночного неба.

В зале древнерусской живописи Третьяковской галереи можно увидеть воочию, как выглядит эта книга. На иконе изображен развернутый свиток неба.

На нем луна, звезды, солнце. Это и есть та книга, которую должен был съесть Иоанн, автор Апокалипсиса, чтобы небесные знания стали его нутром. Сегодняшнему читателю не очень понятно, как можно съесть книгу; но если вспомнить, что писалась она на телячьей коже, мы поймем, что метафора Апокалипсиса имеет основу вполне реальную.

Там говорится, что в последние времена небо свернется, как свиток, и исчезнут звезды, луна и солнце. А спустя полтысячелетия тот же образ возникнет в Коране, пронизанном реминисценциями из Библии. Магомет с гневом говорит о лишенных воображениях людях, которые, увидев небо, свернувшееся в свиток, скажут: «Это всего лишь облака».

В Х веке поэт Низами в поэме «Сокровищница тайн» расскажет о звездном происхождении арабского алфавита. Согласно мусульманской традиции считалось, что в небе огненными буквами начертано имя Аллаха.