Альфред Теннисон - Стихотворения

О леди Клара Вер-де-Вер!
Простите! к вам я равнодушен,
Не в силах вы меня пленить.
От скуки сердцем деревенским
Вам захотелось пошутить;
Но как ни страстны ваши взоры,
Не обожгут меня они.
Не вы мне счастье подарите,
Хоть двадцать графов вам сродни!
О леди Клара Вер-де-Вер!
Вы родословною гордитесь,
Гордитесь именем, гербом;
А мне до предков дела мало,
Крестьянин был моим отцом.
Нет! не разбить вам это сердце!
Иная ждет его судьба;
Ему любовь крестьянки доброй
Дороже всякого герба.
О леди Клара Вер-де-Вер!
Я не такой ручной, поверьте,
Каким, быть может, вам кажусь;
И будьте вы царица мира,
Я всё пред вами не склонюсь.
Над бедным парнем для потехи
Хотели опыт сделать вы…
Но также холодно он смотрит,
Как на воротах ваши львы.
О леди Клара Вер-де-Вер!
Зачем тот день я вспоминаю,
Когда, под тенью старых лип,
Лежал недвижим бедный Лоренц.
(Лишь две весны — как он погиб!)
Вы завлекли… Околдовали…
Вам не учиться колдовать;
Но этот череп раздробленный
Вам страшно было б увидать!
О леди Клара Вер-де-Вер!
Лежал он бледный. Мать рыдала…
И слово горькое у ней
Невольно вырвалось… Страданье
Ожесточает так людей!..
Не повторяю я здесь, что слышать
Пришлось мне в миг печальный тот…
Да! мать была не так спокойна,
Как Вер-де-Веров знатный род!
О леди Клара Вер-де-Вер!
За вами тень его повсюду,
И на пороге вашем кровь!
Вы сердце честное разбили…
Когда бедняк свою любовь
Решился высказать, улыбкой
И взором нежным одобрен,
Вы тотчас выдвинули предков…
Удар был метко нанесен!
О леди Клара Вер-де-Вер!
С какой насмешкою взирает
С небес наш праотец Адам
На то, чем все вы так гордитесь,
На эту ветошь, этот хлам!
Поверьте, тот лишь благороден,
Чья не запятнана душа…
А ваши графские короны
Не стоят медного гроша!
О леди Клара Вер-де-Вер!
Вы свежи, молоды, здоровы,
А утомление легло
На ваши гордые ресницы,
На ваше гордое чело!
Однообразно, бесконечно
Идут для вас за днями дни,
И вот вы ставите от скуки
Сердцам наивным западни!
О леди Клара Вер-де-Вер!
Не зная, что с тобою делать,
Вы умираете с тоски;
Но неужель к вам не стучатся
Рукою робкой бедняки?
Войдите в хижины… начните
Учить вы грамоте сирот,
А уж на нас рукой махните,
Мы — неотесанный народ!

Покрыта травою, пустыная, дика,
Широко тянулась степная поляна,
В одежде печальной седого тумана.
С журчанием тихим катилась река.
По ней умирающий лебедь несется,
И жалоба громко его раздается.
Ужь полдень; томительно ветер степной
Шумит в тростниках, и скользя над волной
Склоняет головку лилеи речной.
Вдали подымалися синие горы,
И снежных вершин их сверкали узоры;
И бледен и холоден был небосклон;
Плакучая ива росла одиноко,
И слышался ветра в ветвях ее стон;
Рябилися волны; над ними высоко
Играючи ласточка вольно летит;
И тиной канава покрытая спит,
Болотную зелень прорезав далеко;
И радужной краскою тина блестит.
И странною радостью скрытой в печали
Наполнил окрестности лебедя стон,
То с полною ясностью слышался он,
То тихим роптанием стоны звучали
И к небу взлетал замирающий звук,
И дикого лебедя гимн погребальный
То трелился слабо мелодией дальней,
То снова яснел приближаясь. Но вдруг
Послышался песни ликующий звук,
В слиянии смелых и странных созвучий.
Так шумно народ торжествует могучий,
При звоне литавры и арф золотых,
И гул неумолчный восторгов живых
Из тесной столичной ограды несется
В долины, где пастырей песнь раздается,
Когда отдохнув от работы дневной,
Любуется пастырь вечерней звездой.
И влажные мхи, и ползущие травы,
И ветви плакучия ивы седой,
И зыбь тростниковая тихой канавы,
И берег звенящий, размытый волной.
И цвет серебристый болотных растений
В прудах и заливах пустыни немой, —
Все залито было волной песнопений.

Эмму Морланд из ближней деревни
Я повстречал на тенистой аллее.
"Ты не женат ли? — она спросила,
Свободно ли сердце Эдварда Грея?"
Так говорила мне Эмма Морланд;
Горько рыдая, ответил ей я:
"О Эмма Морланд, любовь отныне
Не властна над сердцем Эдварда Грея".
"Эллен Адэр меня любила,
Ослушавшись отца и мать.
На хладном холме у могилы Эллен
Нынче мне привелось рыдать".
"Робость Эллен я счел гордыней,
Бежал за море, ее кляня;
Мною, безумцем, владела злоба,
А она умирала ради меня".
"Жестоки, жестоки слова мои были!
Жестокий удар готовил себя я!
"Столь вздорной гордячке, — ей объявил я,
Не затронуть сердце Эдварда Грея!"
Ныне в отчаянье прошептал я,
Рухнув на дерн, что свеж и зелен:
"Я раскаялся в каждом слове;
Отзовись, молю тебя, Адэр Эллен!"
Тогда же углем на замшелом камне
Я начертал, подняться не смея:
"Здесь покоится тело Эллен Адэр,
И здесь же — сердце Эдварда Грея".