Высокомерного мученья глубину
Я с младости познал, но не нашедши мира,
Теперь я верую и слушаю волну,
Поющую о том, что радость глубже мира.
Непомраченный день своим теплом
Наполнил лес и заблудился в чаще.
Покоем счастья полон низкий дом,
Весь озаренный облаком светящим.
Здесь, где глядя на мир сквозь хвойный лес,
Душа живет в счастливом одичаньи,
Свою стрелу октябрьский Стрелец
Еще не отослал в осеннее молчанье.
Уже желтеет горный лес вдали,
Где с кратким криком ласточки носились,
Укрощена усталостью земли,
Молчит душа, внемля осенней силе.
Уставшая внимать полдневной влаге,
О сне подземном думает она,
О том, что снова будет жить в овраге,
Где в ягоды свои оделась бузина.
Под именем другим, но с тем же восхищеньем
Сияющей судьбой воздушных превращений,
И тем, о чем средь полевой межи,
Несущиеся прочь поют стрижи.
Все тот же свет горит во всех мирах,
И все века шумят одним напевом,
И в них и я бессмертен, как в горах
Бессмертен день, всегда как будто первый.
Узнай себя в вечерней теплоте.
Святая радость всюду жизнь рождает.
Она в тебе, она вокруг, везде.
Она всегда любовь сопровождает.
1933
«Летний вечер темен и тяжел…»
Летний вечер темен и тяжел,
Душный ветер шелестит бумагой,
Окружает желтый ореол
Диск луны, всходящий над оврагом.
Над вершиной исполинских лип
Яркий свет родился и погиб.
Сотряслась окрестность черным громом,
Стук дождя послышался над домом.
На дворе, теснясь среди сараев,
Покачнулись пыльные кусты
И, курлыча у крыльцовых сваев,
Заблестел ручей из темноты.
В чаще птицы согнаны с ночлега,
Пыль воды влетает в окна дома,
Но чем ярче дождь несется с неба,
Тем скорей его затихнет гомон.
Молкнет черный лес, еще шумящий
Мокрой хвоей за столбом качелей
И сосновым запахом щемящим
Дышит сад в сиянии капели.
Растворив окно высокой дачи,
Отойдя на миг от слов и дум,
Неподвижно слушал неудачник
Утихающий счастливый шум.
Думал он о том, что мир моложе
Безупречных франтов городских,
Но его душа принять не может
Темных и надменных слез людских.
Что земля и радость глубже боли,
Потому что смерть нужна лесам,
Чтоб весной трава рвалась на волю,
Дождь к земле и птицы к небесам.
Что темнее лжи печаль без веры,
А больная жалость горше зла.
Медленно в спокойной дымке серой
День вставал, что иволга звала.
На умытых соснах дивно яркий
Первый луч прошел на высотах
И спокойный долгий день и жаркий
Начался вознею птиц в кустах.
1932–1933
«Чудо жизни в радостном движеньи…»
Чудо жизни в радостном движеньи
Грозовых осенних облаков.
Быстро тает в уличном смятеньи
Шум дождя под цоканье подков.
И совсем растерянный от света,
От сиянья воздуха, от теплоты,
Возвращается ноябрь в лето,
Полный беспокойной красоты.
Сердце билось у часов неверных.
Слишком рано, погоди дружить,
Приходи попозже и мгновенно,
Слишком поздно станет, может быть.
Свежестью левкоев и осоки,
Холодом дождливых дней лесных
Незаметно прикасались щеки,
Мчались дни рождения весны.
Рвался ветер обгонять трамваи
Тентами в дожде озорничать,
То земля была едва живая,
Радости не в силах отвечать.
Сквозь молочный дым в оцепененьи
Солнце согревало лес пустой,
В голубом недвижном озареньи
Думал он о жизни прожитой.
Каждый куст свое сиянье листьев
Нехотя, по разному терял,
Будто множество осенних истин
Перед сном с улыбкой понимал.
Ты, как будто щурясь, вспоминала
Прошлое мое, а я Твое.
Тихо лодка весла подымала,
Белый дым еще скрывал ее.
Ноябрь 1933
Судьба души не ведома словам.
В лучах дождя мы снова здесь в неволе,
Весенний ветер дышит к островам
И грязь блестит на слабом солнце в поле.
В лесу земля, услышав слабый плеск,
Ресницами дождя пошевелила,
Она спала среди сосновых звезд,
Как будто бы дышать и жить забыла.
Читать дальше