Бо Ли - Пейзаж души - «Поэзия гор и вод»

Классифицировать пейзажную лирику такого непоседы, как Ли Бо, — мука мученическая. Он нигде не задерживался подолгу, его постоянно тянуло покинуть место, куда он только что прибыл, он путешествовал зигзагами, не оставляя исследователю возможности вычертить стройную схему. Даже заводя собственный дом, он создавал в достаточном отдалении от него хижину, где погружался в даоские каноны или расслаблялся в дружеских пирушках с друзьями — затем, чтобы, прервав их, вернуться…

Куда? Он и сам не знал, куда ему возвращаться, где его дом, где его очаг. Себя называл «кэ», то есть «гость», «пришелец» («то был пустыни вечный гость…» — Лермонтов точно определил такую смятенную душу, одинокую посреди пустынного для него мира).

Более того, взирая на вид, открывающийся перед глазами, он далеко не всегда намеревался реконструировать его стихотворными средствами — он ведь не был «натуралистом-фотографом», он рефлексировал, и пейзаж становился для него не целью, а исходным моментом. И кто ведал, с какими птицами и в какие края Земли и Неба уносилась его мысль со склона неприметной горушки Цзинтин?

Ну, что ж, попробуем сконструировать виртуальную спираль воображаемой поездки Ли Бо, раскрученную по поверхности танского Китая и затем уходящую в занебесную бездонность, о которой всю свою земную жизнь грезил поэт и куда он несомненно вознесся на том могучем «ките», о чем повествуют нам легенды.

Так что поэтическая часть этой книги выстроена как «идеально»-искусственная последовательность неких привычных для Ли Бо центров, вокруг которых концентрировались создаваемые поэтом образы. Эти центры вполне реальны, Ли Бо не раз заглядывал в те места. Не всегда в той последовательности, какая предложена составителем, и не всегда описывая именно эти места, где находился, порой в Осенних плесах вспоминал недосягаемую, как Небо, столицу Чанъань, а иногда, наоборот, в опостылевшем Чанъане умиротворял душу благостными видами Осеннего плеса, воссоздаваемыми памятью воображения. Куда отнести такое стихотворение? Что вычленить в нем как главную составляющую? Вот они, муки составителя. Он отдается интуиции, а насколько она точна, пусть определит читатель.

Итак, наш виртуальный Ли Бо, низвергнутый, как гласят легенды, со звезды Тайбо и всю земную жизнь благоговевший перед горами, этими сакральными путями в высоко вознесенное Небо, виртуально путешествует из отчего края Шу — к приморской полосе У-Юэ, чье бескрайнее мифологическое прошлое заполнено романтическими именами святых и отшельников, ненадолго задерживается в Цзиньлине (современный Нанкин), затем восходит на знаменитую вершину Лушань, неспешно колесит по разливанным Осенним плесам, по озеру Дунтин, иногда даже именуемому «морем», замирает в восхищении перед любимой своей Цзинтин, притулившейся по соседству с городом Сюаньчэн (и то, и другое для Ли Бо освящено именем почитаемого им поэта 5 века Се Тяо), живет, тоскуя, какое-то время то в одном своем доме в Аньлу, то в другом — в Восточном Лу, мечется по окраинам «на запад от заставы Ханьгуань», наконец, попадает в лелеемую столицу Чанъань, где «Сын Солнца» — увы! — предложил ему всего лишь необременительные занятия «шута» — придворного стихотворца, мудрыми же государственноустроительными советами поэта пренебрег, а потом и вовсе отправил подале от себя в ссылку в окраинный Елан. И Ли Бо находит утешение в вине, которое, как и природа, дарует ему свободу души, раскрепощает душу, и она, вольная, возносится над землей, над морем — в Небеса, где уже ждут прошедшего шестидесятилетний земной цикл поэта его бессмертные друзья.

В эту виртуальную спираль странствий и соберется обещанная «поэзия гор и вод» великого Ли Бо — не ограниченная природными объектами, а проникшая в тайное тайных — душу поэта, где мы и попытаемся нащупать «пейзаж души», во второй части этой книги поразмышляв над стихами.

Южная область Шу (нынешняя пров. Сычуань) — край поэтов и отшельников, философов и мистиков.