Михаил Херасков - Собрание сочинений

Мстиславский дать ответ срацину восхотел [76] Песн. XI, ст. 137 и 138.}

Не знаю, был ли Херасков натуралистом: по крайней мере из беспрестанных сравнений со змеями можно заключить, что он любил сих пресмыкающихся. Единственно для любопытства выписываю несколько таких сравнений;

Как змий великий хвост различны войска вел [77] Песн. VI, ст. 322. .

Как змий раздавленный все тело предвнгает [78] Песн. XI, ст. 248. .

Меж ними (змием) он является крылатым [79] Песн. XI, ст. 307. .

Но зря расселину, как змий, утек ко граду [80] Песн. XI, ст. 377. .

Как будто лютая склубнвшися змея,

Спешит раскинуться, во чреве яд тая [81] Песн. XI, ст. 606 и 607. .

Но жалит иногда полмертвая змея.

Спасителей своих в утробе яд тая [82] Песн. XII, ст. 447 и 448. .

Как будто две змеи свои изсунув жалы,

Исторгли рыцари блестящие кинжалы [83] Песн. XI, ст. 790 и 791. .

Тогда — великому подобясь войско змию

К Казани двигнулось, прешед чрез всю Россию [84] Песн. X. ст. 448 и 449. .

В изгибах ратничьих подобен змию зрится [85] Песн. X, ст. 749.} .

И Нигрин превращает умерших рыцарей в змей и летит на них в царство Зимы. Но если Херасков делает сравнения с предметами низкими и ничего не значащими, как, например: "шар", "мельничные крыле", "котел с кипящею водою", то, напротив того, иногда он возносится из мира видимого в области сверхъестественного. Не слишком ли смелы следующие уподобления:

Песн. X, ст. 436–438.

Или:

Песн. XII. ст. 339.

При таких сравнениях я не нахожу ничего дерзкого в следующем стихе Лукановой "Фарсалии", который столько до сих пор охуждали:

Языческие боги представляемы были у стихотворцев со всеми слабостями и пороками людей; им даже приписывали одинаковое с ними происхождение; но как Катон был человек весьма добродетельный, то Лукан мог представить его выше самих богов, особливо же в то время, когда здравомыслящие люди в Риме перестали верить народным басням. Не спорю, что это покажется вам несколько странно, но странность эта происходит от чрезвычайной отдаленности времен, в кои жил Лукан, и от нынешнего образа мыслей. Каково же християнскому стихотворцу уподобить своего героя, впрочем со слабостями (как из самой "Россияды" видно), богу, имеющему все добродетели; и какая противоположность между бесчисленными мирами и полками Иоанна!

"Я нахожу только десять сряду хороших стихов в "Россияде", — сказал мне недавно общий наш приятель С. - и едва ли он несправедлив. Сими десятью стихами начинается VII песнь:

Но и в этих стихах критика может найти погрешности.

Переход от великих морей к градам, а особливо к лесам, весьма далек; должно было бы сказать: "леса, грады и великие моря скрылись".

Херасков и Сумароков гонялись всегда за рифмою. Не она у них, как говорит Боало, была пленницею, но они у ней были пленниками. Да и подлинно, нигде не найдешь таких богатых рифм, как в сочинениях сих двух писателей. У Хераскова слову "христианство" кстати и некстати всегда рифмою "магометанство". Впрочем, худые стихи в "Россияде" не должно приписывать недостатку пиитического гения; необработанность нашего языка во времена Хераскова отчасти тому причиною.

Теперь вы можете видеть, милостивая государыня, в каком состоянии у нас эпическая поэзия. Можно не обинуясь сказать, что мы не имеем еще истинно хорошей поэмы. "Россияда" недостойна тех громких похвал, коими ее до сих пор осыпали: еще менее того "Владимир".

П. М. СТРОЕВ

Павел Михайлович Строев (1796–1876) — историк, археограф. С 1849 года — академик. Его работы по русской истории стали выходить с 1814 года. Он издал учебную "Краткую Российскую историю в пользу российского юношества" (1814), напечатал ряд статей в "Сыне отечества". Строев разыскал и описал много ценных рукописных источников. Эти описания до сих пор не потеряли научного значения. В 1815 году он издавал журнал "Современный наблюдатель российской словесности", в котором стремился "представить верную картину успехов словесности". В опубликованном здесь выступлении против Мерзлякова проявились не только эрудиция Строева, но его художественный вкус и талант критика и полемиста.