Виктор Гюго - Том 12. Стихотворения

Бои на улицах. Текут со всех сторон
Людские множества; приходят и уходят.
О, толпы! Борозды глубокие проводят
Ночь, горе, скорбь утрат. Печальные поля!
Какою жатвою вознаградит земля
Бросающих зерно в глубины этих пашен,
Чей колос, может быть, покажется им страшен?
Ты, жизнь, и ты, о смерть, вы — волн круговорот.
Народ — что океан, а чернь — что накипь вод.
Здесь хаос — царь, и здесь — величие людское.
Здесь, хищная, как зверь, и страшная собою,
С кортежем призраков, где смутно видишь ты
Желанья, ненависть, отчаянье, мечты,
С животной жадностью, опаснее магнита,
С продажностью людей, с униженностью скрытой
И в неизменности обычаев проста —
Все разновидности являет Нищета.
И бедняки живут, в своем замкнувшись горе.
Но Нищета растет, вздымается как море,
И, преступленьями развалины покрыв,
В неведенье вершит обратный свой отлив.
Бедняк не хочет зла, но голод искушает.
Он ищет помощи… А сумрак наступает.
Вот дети нищие с протянутой рукой.
Во тьме зажглись огни. Открыт притон ночной.
А ветер гонит их, кружа в своих объятьях;
Разбитые сердца дрожат в дырявых платьях.
Здесь о несбыточном назначено мечтать.
Кто стиснул зубы? Муж. Кто тихо плачет? Мать.
Кто зябнет? Старики. Кому рыдать? Невесте.
Кто голодает? Все, все голодают вместе.
Внизу — мир ужаса, вверху — веселья мир;
Там — голод властвует, а здесь — сверкает пир;
Там — бездна нищеты, откуда слышны стоны,
Здесь — смех и песенки, цветочные короны.
Счастливцы здесь живут, и думают они,
Как веселей прожечь свои часы и дни.
Собаки, лошади, кареты золотые…
Бенгальские огни слепят глаза пустые.
Жизнь — удовольствия без цели, без конца.
Лишь надо позабыть средь роскоши дворца
Подвалов ад внизу и небо, там, высоко.
Кто Лазаря забыл, забыл господне око!
На тени бедняков счастливцы не глядят:
Им нужен только роз волшебный аромат,
Да нега страстная, да взгляд высокомерный,
Да опьянение. Им нужно, чтобы верный
Лакей всегда стоял за ними на пирах,
Как символ нищеты в блестящих галунах.
Цветы на женщинах прекрасных, обнаженных;
Цветы сплетаются гирляндами в вазонах.
Сияет пышный бал, где тьма и свет слились,
Все чувства опьянив и одурманив мысль.
Там люстры с потолка свое бросают пламя,
Подобно деревам с блестящими корнями,
Чьи кроны наравне с небесной высотой.
Танцующий эдем над мрачною тюрьмой!
Они блаженствуют. Их блеском ослепили
Красавицы, полет бесчисленных кадрилей,
Сиянье в пламенных и голубых глазах.
То отразится вальс в высоких зеркалах,
То, будто кобылиц среди лесов скаканье,
Галоп ворвется в зал. Переводя дыханье,
Бал прерывается. Все растеклись, ушли
И бродят парами в садах, в тиши, вдали.
Но вдруг, безумная, взывая к дальним теням,
Бросая горсти нот по мраморным ступеням,
Вернулась музыка. Глаза зажглись. Смычок
Подпрыгнул и опять толпу вослед увлек.
Так, ароматами и звуками пьянея,
Летит за часом час быстрее и быстрее.
Лист за листом, с небес слетая, мчится прочь.
Те в кости звонкие сражаются всю ночь,
Те алчною рукой, тасуя, гладят карты,
И ломбер, фараон, ландскнехт в пылу азарта
Их держат за столом зеленого сукна,
Пока сквозь ставни свет не озарит окна.
И в те часы, когда от холода трепещут
И стонут чердаки, а волны грозно плещут,
Швыряя льдинками в гранитный парапет,
А во дворцах ночной не кончился банкет, —
Тогда над головой счастливых и довольных
Два роковых столба, несущих треугольник,
Встают из-под земли на грязной мостовой…

О, рощи! О, леса! Убежище! Покой!

Лев жил вблизи ключа, вверху высоко
Парил орел.
И двух монархов бог — и рок жестокий!
Сюда привел.
Цари у пальм, для путника отрадных,
Вступили в бой
И пали там, на берегах прохладных,
Тот и другой.
Орел им молвил с вышины небесной
В их смертный час:
«Вселенную вы находили тесной?
Нет больше вас!
О короли, где вы легли костями,
Ваш прах земной
Смешается с дорожными камнями,
С песком, с травой!
K чему война, безумцы, ярость мести,
Раздор и спесь?
Со львом в согласии и в мире вместе
Живем мы здесь.
И нас обоих ключ поит единый.
Теперь, как встарь,
Лев властвует над лесом, над равниной;
Я — в небе царь».

Когда клонился Рим к закату своему,
Готовясь отойти в небытие, во тьму,
Вослед за царствами Востока;
Когда он цезарей устал сажать на трон,
Когда, пресыщенный, стал равнодушен он
Ко всем неистовствам порока;