Виктор Гюго - Том 12. Стихотворения

Потерпим!.. Отомстится кровь!..
О птицы, к нам домой летите;
О ветры, край наш посетите,
Где семьи плачут вновь и вновь;
О наших бедах им скажите,
Снесите им от нас любовь!

Внемли нам, боже благосклонный!
У нас одна мольба: изгнанников забудь,
Но славу родине верни порабощенной!
А мы, разбитые, пройдем свой смертный путь,
Где ледяная ночь сменяет день каленый!

Потерпим!.. и т. д.

Как в центр мишени лучник меткий,
Не зная жалости, нам солнце стрелы шлет;
Изнурены трудом, не спим в зловонной клетке;
Как мышь летучая, примчавшись из болот,
Крылом нас бьет озноб, и бред нас держит в сетке.

Потерпим!.. и т. д.

Пить хочешь? Обжигаешь губы.
Есть хочешь? Черный хлеб. Работы — не вздохнуть!
На каждый взмах кирки, долбящей камень грубый,
Смерть из земли встает: сгребет кого-нибудь,
Задушит и опять ложится, скаля зубы.

Потерпим!.. и т. д.

Но пусть! Неукротимым взором
Встречаем смену мук; нам радостны они.
Мы богу нашему хвалу возносим хором:
Он честь нам даровал страдать в такие дни,
Где не-страдание является позором.

Потерпим!.. и т. д.

Ура Республике священной!
Мир тайне вечера, объявшей небосклон!
Мир павшим стоикам в могиле их смиренной!
Мир морю мрачному, что слило в общий стон
Рыданья Африки и жалобы Кайенны!

Потерпим!.. Отомстится кровь!..
О птицы, к нам домой летите;
О ветры, край наш посетите,
Где семьи плачут вновь и вновь;
О наших бедах им скажите,
Снесите им от нас любовь!

Мы гуляли там, меж седых развалин
Башни вековой;
Доносился к нам, смутен и печален,
Говор волн глухой.

Все ж понятен был нам напев стихии,
Отзвук дальних бурь;
Звал он: «Встаньте вновь, истины святые!
Просияй, лазурь!

Мир захвачен в плен, и закон — в руинах,
Всюду звон оков;
Взвейтесь в небеса на крылах орлиных,
Мысли мудрецов!

Встаньте, возродясь, в полнозвучном хоре
Заалевших вод,
Над ночною тьмой вскиньте ваши зори,
Солнце и народ!

Вас же, — пусть летит с молнией шальною,
С громом стая гроз, —
Не сломить грозе, не свалить прибою,
Узник и утес!»

О, время дивное! О, хохот до истерик
Всех европейских стран, всех штатов двух Америк!

Утесы льют слезу! Кровь капает с икон,
Кой-как повешенных! Косят глаза мадонн!
Все монстры чудные, о ком и не слыхали,
С чистосердечием пред миром воссияли!
Вот жалуется пот, что деготь — страх смердит!
Обнюхав Шейлока, орет Иуда: «Жид!»
Мышьяк разоблачил все подлости морфина!
Взор укоризненный вперяет Мессалина
В разгульную Готон, и, значит, быть грозе,
И в подлости Дюпен изобличил Созе!

Да, здесь карманщика клеймит громила глухо,
Фальстаф уставил перст Силену прямо в брюхо,
И, на глаза спустив ресниц густую тень,
Стыдливо Ласенер бормочет: «То — Кастень!»

Я созерцаю век — и я имею право:
Страданье — мой удел, а смех — моя забава…
Найдет ли бедная старуха Клио путь,
Чтобы из этого кошмара ускользнуть?
Империю до дна я вижу как воочью,
Когда, не в силах спать, я у окошка ночью
Мечтаю, а вдали сверкает тяжело
Сквозь мглу и океан маяк у Сен-Мало…
Каким безумием весь этот бред измерить?
Да, факт: империя — я не могу поверить! —
Пятью бандитами воскрешена в полдня.
Наполеон-Титан дремал!.. О, западня!..
Прощен отечеством, он спал в покое склепа,
Когда с ножами вдруг, кроваво и свирепо,
Бандиты ринулись, — и сутки шла борьба!
Наполеон-Пигмей родился в ней. Судьба,
Слуга безжалостный святого искупленья,
В кровь палец обмакнув, метнула оскорбленье
Знаменам порванным, лохмотьям прежних слав,
Карикатурой сей могилу запятнав.

И вот — они цветут! Цветут! Окиньте взглядом!
О, срамом вздутая эпоха с голым задом!
Он царствует, фигляр, — под общий смех и глум, —
И шепчет, руку вздев: «Mentior, ergo sum». [7] Я лгу, следовательно, я существую (лат.).
Дни, месяцы, года идут, а сей флегматик,
Порой вдруг бешеный, сей сумрачный лунатик,
Что прозван Бомбою, царит за годом год,
И преступление с ним об руку идет.
Какое зрелище! Гуляет, вздернув плечи,
Химера мерзкая с фигурой человечьей
Средь бела дня! Кишат на коже у него
Сюэнов скопища, — глядите! — Ничего:
Он шествует нагим, бесстыдным, наглым, темным,
Бароша не прикрыв хотя б листочком скромным!
Макиавелли рад он показать, смеясь,
Своей присяги труп, что им же брошен в грязь.
Он сыплет золотом. Скорей! Давайте шляпу!
Маньян подставил клюв, Тролон распялил лапу.
Все ладно! Подлецы мерзавца чтут главой!
Все чудно! Правильно! Итог всему простой:
Им церковь пленена, им опера объята;
Украл он? С нами бог! Зарезал он? Кантата!