Мишель Уэльбек - Оставаться живым

Я смерть внутри себя сквозь эту жизнь пронес,
Мне радость подменил невидимый некроз.
Частица холода всегда, везде со мной -
Живу отшельником в толкучке городской.

Порой спущусь купить то пива, то газету
И в супермаркете брожу со старичьем,
Их взгляд невидящий не скажет ни о чем,
Да и с кассиршами калякать - мочи нету!

Пусть так, пускай меня считают нездоровым,
Мне выпал редкий дар веселье разрушать,
Зато могу в тоске, в унынье поддержать
И просто в мрачный день - таким же мрачным словом.

Мне заменяет одинокая мечта
Проигранную жизнь, не ставшую судьбою.
Врачи накаркали все то, чего я стою,

И то, что стою я, не стоит ни черта!
Часы, за мигом миг, пусты, как дырки в сыре,
Покуда времена идут во внешнем мире.

Бесприютная ночь, я бегу от тоски,
Не питая надежды дожить до утра.
Плотным саваном душит и вяжет жара,
И в пустынном подъезде звенят каблуки.

На диванчик привычный в квартире ложусь,
На подушках лежу, только сон не идет.
Грязноватое солнце лениво встает,
Поднимаюсь как робот и снова тружусь.

Утомительный день, яркий солнечный свет,
Кофе чашка за чашкой, до боли в висках,
Телу мерзко в рубашке, штанах и носках,
Застревают в мозгах заголовки газет;

Вот и Дом Инвалидов. У входа в метро
Телеса секретарш, инженеров смешки,
Словно лай кобелей. Под глазами - мешки.
Мы несемся по кругу, где в центре - ничто.

Желание больше ничего не делать и, главное, не чувствовать ничего,
Внезапная потребность умолкнуть, отстраниться ото всего,
И, созерцая мирный, красивый Люксембургский сад,
Быть старым сенатором, одряхлевшим под грузом наград.

И больше ничто - ни дети, ни их кораблики, ни музыка главное,-
Не нарушит мою отрешенность, почти атараксию, такую славную,
Ни любовь - это главное,- ни страх, ни сердца сжатие…
Ах, больше никогда не вспоминать объятия!

Что душу теребить? Я все же твердо знаю,
Что жил и видел жизнь людей и диких трав.
Я не участвовал, но все же твердо знаю -
Особенно сейчас, на склоне дня,- что прав.

Вокруг со всех сторон такой знакомый сад -
Теперь я искушен в своем надежном знанье
И этих ближних троп, и дальних эстакад,
И скуки отпусков, и скуки мирозданья.

Да, здесь-то я и жил, жил на излете века,
Неплохо жил, при всех уходах и растравах
(Ожоги бытия - от солнца и от ветра);
Теперь покоиться хочу вот в этих травах.

Подобно им, я стар. Я юн, подобно им,
И полон шороха весеннего природы,
И прожил, как они, смят, но невозмутим,
Цивилизации оставшиеся годы.

Рассвет стремительного солнца -
Вот так бы в смерти преуспеть!
А людям - лишь бы все стерпеть:
Мой бог, да что им остается?

Нам не по силам, не с руки
Сносить тоски осенней стоны,
Мой бог, а жизнь так монотонна
И горизонты - далеки.

Зима - ни звука, ни следа:
Стою один во всей вселенной;
Как голубой кристаллик льда,
Мечта чиста и совершенна.

Ностальгия мне незнакома,
Но завидую я старикам,
Их холодным как смерть рукам
И глазам, нездешним как кома.

Незнакома мне жажда признанья,
Но завидую я нахалам
И ревущим детишкам малым,
Что умеют быть в центре вниманья.

И опять, свалившись в кровать,
До утра, как всегда, буду ждать я
Стука в дверь, ледяного объятья;
По ночам я учусь умирать.

В Венеции, у парапета,
Я думал о тебе, Лизетта:
В той базилике золотой
Ты стать могла бы мне женой.

Вокруг толпа спешит, пестрея,
И хочет жить еще быстрее.
А я старик - внутри и вне:
Одна любовь осталась мне.

Ожидают тяжелые нас времена,
Ожидают нас ночи немыслимой боли.
Будем сглатывать слезы, пьянея от соли.
Жизни нашей вот-вот оборвется струна.
Где любовь? Заблудилась в потемках она.

Будем рвать торопливо письмо за письмом,
Лучший друг обернется заклятым врагом,
Будет путь в никуда, и дороги без цели,
И пески раскаленные вместо постели,
Будет страх, что таится за каждым углом,

Он крадется, как память, по следу за мной
И безмолвно смеется у меня за спиной;
Его цепкие пальцы крепки словно сталь,
И хрустальны глаза, устремленные вдаль,
Он над миром висит, будто нимб ледяной.