Виктор Гофман - Любовь к далекой - поэзия, проза, письма, воспоминания

Но вновь спускалась призрачность укромной тишины,
И снова все лелеяли ласкающие сны,
И снова тени тихие, уставшие от дня,
Отдавшись грезе трепетной, скользили близ меня.

Когда вечерним сумраком сменялась бирюза,
У них бывали грустные, бездонные глаза.
И руки слабо-белые без жизни и без сил,
И эти руки слабые я трепетно любил.

И стал я тоже призрачным, как тени вкруг меня,
Как эти тени бледные, боявшиеся дня.
С душой, навек отдавшейся мечте и тишине,
Бегущей жизни красочной, живущей лишь во сне.

И в счастье беспредельное с тех пор я погружен.
Сливаюсь с миром призраков, сам обращаюсь в сон.
С благоговейным трепетом лелею тишину,
Навеки убаюканный в ласкающем плену.

Снова звон, равномерный, ласкающий,
Успокоенный, радостный звон.
Над усталой душой простирающий
Кружевной и серебряный сон.

Сердце плакало горьким рыданием
О неделе тупого труда,
Светлый звон прозвучал обещанием,
Обещание то — навсегда.

Чтоб расцвесть — надо быть в одиночестве,
Надо бросить позорящий труд.
Надо верить, что в тихом пророчестве
Звуки счастье душе принесут…

Было сказано нам: Посмотрите на лилии,
Как наряд их нетленно-красив,
В ежедневном труде, в ежедневном усилии
Гаснет медленно каждый порыв.

Звуки, мирные звуки поют о смирении.
Веры нет — и душа смятена,
И поэтому труд и в труде — унижение,
И вся жизнь как гробница темна.

Надо быть как цветы, как прекрасные лилии.
Без забот о дневном, о себе.
Надо в тихом безмолвии, в светлом бессилии
Покориться, поверить судьбе.

Надо в душу принять этот тихий, ласкающий,
Этот поздний и радостный звон.
Над усталой душою светло простирающий
Кружевной и серебряный сон.

Боже, я твой, я послушен.
Звону я душу открыл.
Сумрак был черен и душен,
Звон его светом пронзил.

Сладостным стало бессилье.
Нет ни желаний, ни слез.
Звон для души словно крылья,
Звон ее в небо унес.

Тихо плыву в бесконечность,
Слившийся с звоном в одно
Непостижимую вечность
Сердцу почуять дано.

Звезды — как чашечки лилий.
Мир — как серебряный звон.
Тихо без мук и усилий
В чей-то вступаю я сон.

Вот он разлитый в эфире,
В шири пространств без конца —
Сон о ликующем мире,
Сон Молодого Творца.

Звон поет, звон растет как видение,
Звоном синее небо полно.
Сердце любит свое усыпление,
Сердце в творческий сон вплетено.

О, как сладко святое бессилие,
Озаренное верой в Творца.
Сердце стало как чашечка лилии,
Сердце ждет золотого венца.

Все почило в немом усыплении.
Беспределен ликующий звон.
И весь мир – лишь мечта, лишь видение,
Кружевной и серебряный сон.

О странные встречи с прошедшим.
О да, это было. Но было давно.
Казалось навек отошедшим, —
И вот воскресает оно.

Как больно, как жутко, как радостно-странно.
В душе поднялись, зашептали мечты.
И тихое Вы так нежданно,
И странно и хочется вымолвить — ты.

Оно было прежде так ласково-свято,
Таило незримую дрожь.
– Ты помнишь, мы были ведь близки когда-то.
– Ах, помню. Ах, здравствуй. Куда ты идешь?

– Какая ты странная стала,
Как пристально в душу глядишь,
Зачем ты глядишь так устало,
В глазах твоих мертвая тишь.

Как будто в них что-то тревожно заснуло,
И встал недоверчивый страх.
Как будто бы что-то навек утонуло
В твоих неподвижных глазах.

Как будто бы тихие звоны
Звучали там прежде. Замолкли теперь.
Какая-то тайна затона,
Которой – не верь.

Затона, где стебли оторванных лилий
Тоскуют о тихой луне.
В безумьи бессилий
На призрачном дне.

– О, как мы давно не видались.
Тогда было лето. Ты рвал васильки.
Скажи, почему мы расстались
И вот — далеки?

– Не знаю. Не знаю. Все это так больно.
Тогда было лето. Его уже нет.
Но счастья былого душе недовольно,
И радости прошлой мучителен след.