Александр Пушкин - Том 1. Стихотворения 1813-1820

Вкруг я Стурдзы хожу,
Вкруг библического,
Я на Стурдзу гляжу
Монархического. [12]

Здорово, Юрьев именинник!
Здорово, Юрьев лейб-улан!
Сегодня для тебя пустынник
Осушит пенистый стакан.
Здорово, Юрьев именинник!
Здорово, Юрьев лейб-улан!

Здорово, рыцари лихие
Любви, свободы и вина!
Для нас, союзники младые,
Надежды лампа зажжена.
Здорово, рыцари лихие
Любви, свободы и вина!

Здорово, молодость и счастье,
Застольный кубок и . . . . . .
Где с громким смехом сладострастье
Ведет нас пьяных на постель.
Здорово, молодость и счастье,
Застольный кубок и . . . . . .

Всё призрак, суета,
  Всё дрянь и гадость;
Стакан и красота —
  Вот жизни радость.

  Любовь и вино
  Нам нужны равно;
  Без них человек
  Зевал бы весь век.

К ним лень еще прибавлю,
Лень с ими заодно;
Любовь я с нею славлю,
Она мне льет вино.

Напрасно, милый друг, я мыслил утаить
Обманутой души холодное волненье.
Ты поняла меня — проходит упоенье,
  Перестаю тебя любить…
Исчезли навсегда часы очарованья,
  Пора прекрасная прошла,
  Погасли юные желанья,
  Надежда в сердце умерла.

«Tien et mien, — dit Lafontaine,—
Du monde a rompu le lien».
Quant à moi, je n'en crois rien.
Que serait ce, ma Climène,
Si tu n'étais plus la mienne ,
Si je n'étais plus le tien !

«Твой-и-мой, — сказал Лафонтен,—
Порвал узы мира».
Я же этому не верю:
Ведь что бы стало, Климена,
Если бы ты больше не была моей,
Если бы я больше не был твоим?

Милый мой, сегодня
Бешеных повес
Ожидает сводня,
Вакх и Геркулес.
Бахус будет дома,
Приготовил он
Три бутылки рома
С бочкою . . . . . .

За старые грехи наказанный судьбой,
Я стражду восемь дней, с лекарствами в желудке,
С Меркурием в крови, с раскаяньем в рассудке —
Я стражду — Эскулап ручается собой

В себе все блага заключая,
Ты наконец к ключам от рая
Привяжешь камергерский ключ.

Так точно! Это он! не правда ль!
Сходнее нет . . . . . .

Под шляпой с розами . . . . . .
И грудь открытая, и эти кружева,
И на одно плечо накинутая шаль.

Красноречивый забияка,
Повеса, пламенный поэт

Ты мне велишь открыться пред тобою —
Незнаемый, дерзал я обожать,
Но страсть одна повелевала мною

Оставь, о Лезбия, лампаду
Близ ложа тихого любви.

Что ты, девица, грустна,
Молча присмирела,
Хоровод забыв, одна
В уголку присела?
«Именинницу, друзья,
Нечем позабавить.
Думала в балладе я
Счастье наше славить.
Но Жуковский наш заснул,
Гнедич заговелся,
Пушкин бесом ускользнул,
А Крылов объелся».

Вот в гостиной стол накрыт —
Поскорее сядем,
В рюмках пена закипит
И балладу сладим;
Вот и слажена она —
Нужны ли поэты?—
Рюмки высушив до дна,
Скажем: многи леты
Той, которую друзьям
Век любить не поздно!
Многи лета также нам,
Только с ней не розно.

Я верю: я любим; для сердца нужно верить.
Нет, милая моя не может лицемерить;
Всё непритворно в ней: желаний томный жар,
Стыдливость робкая, харит бесценный дар,
Нарядов и речей приятная небрежность
И ласковых имен младенческая нежность.

Всё пленяет нас в Эсфири:
Упоительная речь,
Поступь важная в порфире,
Кудри черные до плеч,
Голос нежный, взор любови,
Набеленная рука,
Размалеванные брови
И огромная нога!

Мне бой знаком — люблю я звук мечей;
От первых лет поклонник бранной славы,
Люблю войны кровавые забавы,
И смерти мысль мила душе моей.
Во цвете лет свободы верный воин,
Перед собой кто смерти не видал,
Тот полного веселья не вкушал
И милых жен лобзаний не достоин.