Игорь Северянин - Том 2. Поэзоантракт

Отправьте ж искусство куда-нибудь к мифу,
Трещит от него материк!..
И кланяйтесь в пояс Голодному Тифу,
Диктатору ваших интриг!

Не странны ли поэзовечера,
Бессмертного искусства карнавалы,
В стране, где «завтра» хуже, чем «вчера»,
Которой, может быть, не быть пора,
В стране, где за обвалами — обвалы?

Но не странней ли этих вечеров
Идущие на них? Да кто вы? — дурни,
В разгар чумы кричащие: «Пиров!»,
Или и впрямь фанатики даров
Поэзии, богини всех лазурней!..

Поэт — всегда поэт. Но вы-то! Вы!
Случайные иль чающие? Кто вы?
Я только что вернулся из Москвы,
Где мне рукоплескали люди-львы,
Кто за искусство жизнь отдать готовы!

Какой шампанский, искристый экстаз!
О, сколько в лицах вдохновенной дрожи!
Вы, тысячи воспламененных глаз, —
Благоговейных, скорбных, — верю в вас:
Глаза крылатой русской молодежи!

Я верю в вас, а значит— и в страну.
Да, верю я, наперекор стихии,
Что вал растет, вздымающий волну,
Которая всё-всё сольет в одну,
А потому — я верю в жизнь России!..

Весна моя! ты с каждою весной
Все дальше от меня, — мне все больнее…
И, в ужасе, молю я, цепенея:
Весна моя! побудь еще со мной!

Побудь-еще со мной, моя Весна,
Каких-нибудь два-три весенних года:
Я жизнь люблю! мне дорога природа!
Весна моя! душа моя юна!

Но чувствуя, что ты здесь ни при чем,
Что старости остановить не в силах
Ни я, ни ты, — последних лилий милых,
Весна моя, певец согрет лучом…

Взволнованный, я их беру в венок
Твои цветы, — стихи моего детства
И юности, исполненные девства, —
Из-под твоих, Весна, невинных ног.

Венок цветов, — стихов наивный том, —
Дарю тому безвестному, кто любит
Меня всего, кто злобой не огрубит
Их нежности и примет их в свой дом.

Надменно презираемая мной,
Пусть Критика пройдет в молчаньи мимо,
Не осквернив насмешкой — серафима,
Зовущегося на земле: Весной.

Вот и звезда золотая
Вышла на небо сиять.
Звездочка верноне знает,
Что ей недолго блистать.

Так же и девица красна:
Выйдет на волю гулять,
Вдруг молодец подъезжает, —
И воли ее не видать.

Тебя любил я страстно, нежно,
Тебя я на руках носил,
И мнится мне все безмятежно,
Как страстно я тебя любил.

Бывало, ты лишь слово молвишь,
Как раб, стою перед тобой,
И только ты «люблю» промолвишь,
Тебе шепчу я тихо: «Твой»…

Но не всегда ведь наслаждаться
Любовью чистой и святой;
Судьбе угодно насмехаться, —
И вот ты сделалась больной.

Тебя болезнь совсем убила,
Недолго жить уже тебе,
И шепчешь ты: «Близка могила»,
И говоришь: «Прости же мне»…

— Я стоялу реки, — так свойначал рассказ
Старый сторож, — стоял и смотрел на реку.
Надвигалася ночь, навевая тоску,
Все предметы, — туманнее стали для глаз.

И задумавшись сел я на камне, смотря
На поверхность реки, мысля сам о другом.
И спокойно, и тихо все было кругом,
И темнела уже кровяная заря.

Надвигалася ночь, и туман над рекой
Поднимался клубами, как дым или пар,
Уж жужжал надоедливо глупый комар,
И летучая мышь пролетала порой.

Вдруг я вздрогнул… Пред камнем теченье реки
Мчало образ Святого Николы стремглав…
Но внезапно на тихое место попав,
Образ к берегу, как мановеньем руки

Чьей-то, стало тянуть. Я в волненьи стоял,
Я смотрел, ожидал… Образ к берегу плыл
И, приблизившись к камню, как будто застыл
Предо мной. Образ взяв из воды, я рыдал…

Я рыдал и бесцельно смотрел я в туман
И понять происшедшего ясно не мог,
Но я чувствовал ясно, что близко был Бог, —
Так закончил рассказ старый сторож Степан.