Илья Голенищев-Кутузов - Благодарю, за всё благодарю - Собрание стихотворений

(Ночь Сивиллы)

Уже отмечалось, что поэзия Голенищева-Кутузова не восходит прямо к поэтическому творчеству Вяч. Иванова, однако перекличка с поэтикой Иванова, мастерски комбинированная с личными воспоминаниями и впечатлениями, в ней очевидна. В посвященном великому поэту стихотворении «Я помню царственное лето…», с одной стороны присутствуют любимые Иванову лексемы, с другой – поэт передает свое впечатление от встречи с учителем (напоминающее эпизод встречи Пушкина с Державиным):

Последующий «Парижский цикл» (1930 – 1935) показывает уже зрелого поэта. Здесь поэзия Голенищева-Кутузова развивается в ясности и органичности. Ее лиричность вырастает в новый, по-настоящему индивидуальный голос, в размышления о жизни, о вечности, о бесконечном. Переход к длинному стиху («От тебя, как от берега, медленно я отплываю…»; «Как влажным воздухом и Адрии волной…»; «Как пережить мне смерть мою в тебе?..») подчеркивает медитативно-философскую направленность лирики Голенищева-Кутузова. Свидетельством тому – «Вариация на мотив из Лермонтова»:

Нечто похожее он создаст много лет спустя, на склоне дней, когда по тютчевскому образцу напишет свою «Последнюю любовь».

Разумеется, перед нами чисто интеллектуальная поэзия, даже литературная игра, но у Голенищева-Кутузова ученость, сложность аллюзий и стилевое многообразие сочетаются с легкой, порой разговорной и даже иронической интонацией, как, например, в многочисленных музыкальных цитатах:

(Музыка над водой)

Дальнейшие жизненные испытания в значительной мере предопределили характер поздней поэзии Голенищева-Кутузова. Сложные отношения с Западом миром русского зарубежья, разочарования и недоумения побудили его написать такие едкие и горькие стихи:

(1938)

Гражданский и патриотический пафос обретают в его поэзии новую силу («За узкою тюремною решеткой…»). Поэт сочиняет торжественную оду в духе Ломоносова («Вторая хотинская ода», 1944), приветствуя победоносное движение советской армии на Запад. Данная тенденция ярко представлена и в стихах советского периода. В них мотив личной судьбы, смерти переплетается с философскими размышлениями о человечестве, о его судьбах. С одной стороны, поэт использует поэтическую стилизацию – японские хокку, с другой – переосмысляет лирическую традицию, придает текстам конкретный современный характер.

Стихотворение «Атомные демоны» также посвящено трагедии Хиросимы. Размышляя об ответственности человека при встрече с демонами, поэт в антропософском ключе поддерживает идею о единстве человека с духовной основой Вселенной [5] Перхин В. В. Голенищев-Кутузов, в кн.: Русские писатели. XX век. Библиографический словарь. М., Просвещение, 1998, Т.1. С. 368. .

В своей рецензии на «Память» Екатерина Таубер, поэтесса очень близкая Голенищеву-Кутузову по белградским поэтическим кружкам, писала, что «отличительной чертой стихов Ильи Голенищева-Кутузова является их мужественность». Он всегда был далек от литературных мод и шаблонов. Не случайно ему была чужда пресловутая «монпарнасская скорбь», и «Сады Гесперид» для него были реальнее Монпарнаса. Мужественным был путь Голенищева-Кутузова в жизни и в науке, но его «мужественному стиху» присущи и лиричность, и задумчивость. Он – не мертвое свидетельство прошедшей эпохи, а живое дыхание поэтического открытия и жизненного энтузиазма. Порыв и восторг от изучения итальянской и далматинской поэзии, народного сербского эпоса и старофранцузской литературы соотносимы с изумлением путешественника в Прекрасное, с блаженством от первого поэтического видения любимой Италии и прекрасного собора св. Кирияка: