Бенедикт Лившиц - Дохлая луна

Хан был утешенный в проторях и потерях
И весело захлопнув двери.
Пронзая с свистом тихим выси,
Касаясь головой златистой тучки,

Летит, сидя на хребте рыси, внучка
Малуши, (дочь) Владимира,
Старинных не стирая черт,
Сквозь зорю шевелился черт.
Он ей умильно строил рожи,
Чернявых не скрывая рожек.
И с отвращеньем в речи звонко
За хвостик вышвырнула гаденка.
Послушен, точен оборотень
Людмилы воли поворотам.
Сидит, надувши губки,
Княжна в собольей шубке.
Уж воздух холоден, как лед,
Но дальше мчит их самолет.
Далеко внизу варили пиво,
Звонко пропел в деревне пивень.
Пахло солодом.
И думает Людмила:
Прощайте, девушки, поющие в Киеве.
О, веселые какие вы…
Вы пели: Сени мои, сени.
И ваши души были весенни. —
Стало холодно
За гриву густую зверя
Впилась, веря,
Ручки туже.
Они слегка синели.
И чтоб спастись от стужи
Морозной выси,
Из рыси
Он стал медведем.
Она ему: «Куда мы едем?»
Он отвернулся и в ветер бурк:
Мы едем в Петербург
Летят в слое ледяной стужи.
О доле милом дева тужит.
К холоду нежна
Скукожилась княжна.
«Напрасно черного петушонка
Стрибогу в жертву не дала.
Могла бы сообразить, девчонка,
Что здесь ни печки, ни кола»
И вот летят к земле турманом,
Туда, где золотом Исакий манит,
И прямо сверху, от солнечного лучбища
Они летят в дом женского всеучбища.
С осанкой важной, величива,
Она осматривает (всех окружающих забава)
Во-первых: помещение,
Воздух,
Освещение,
И все, что город умный создал.
И заключает: Я б задохнулась,
Лиса лесная в силке,
В сем прескучном уголке.
Но что вы делаете?
«Мы учимся!»
Согласно девы отвечали
«Стремимся к лучшему»
«Вы учитесь. Чему?»
Ее глаза блистали
Лучами гнева вначале.
Приятно, весело в лесу
Создать первичную красу.
Над вами (ж) веет Навь [1] Навь — олицетворение смерти. сугроб

Она права! Она права!
В ее словах есть рокот бури.
К венцу зеленые права,
Бежим, где зелены поля,
Себя свободными узнав,
Свои учебники паля!
Мы учителей дрожим: в них Навь.
О, солнце там, о, солнце тут!
— Их два! — Их два!
В нас крылья радости растут
Едва, едва!
Мы оденем, оденемся в зелень,
Побежим в голубые луга,
Где пролиться на землю грозе лень,
Нас покинет училищ туга.
И прострим мы зеленую вайю [2] вайя — ветка в высоту,
И восславим, священные, ваю [3] ваю — род. п. 2 ч. от «вы» красоту.
Приятно в нежити дубравной
Себя сознать средь равных равной.
Приятно общность знать племен,
Потерян в толпе древяниц,
И перед не имеющим имен,
Благоговея, падать ниц.
Но что приятного, ответьте,
О девушки младые, —
Вот стены каменные эти
И преподаватели глухие?
Их лысины сияют,
Как бурей сломанные древа,
А из-под их слов о красоте зияют
За деньги нанятые чрева.
В зубах блистают зерна злата,
Сердца налила жидким ртуть.
Они над ужасом заплата,
Они смехучей смерти суть.
Вапно покрыло лавки, стол.
На славу вапнен желтый гроб.
Я вас спасти от смерти сол.

Слава. Слава тебе, поборовшей века,
Нам принесшей заветы Владимира!
Наша цель, наша цель далека,
Мы тобою пойдем предводимые!

О гей-э, гей-э, гей-э!
Загорайтесь буйно, светы,
Зажигайте дом учин [4] Учиться — ученье. .
Смолы, лейтесь с веток,
Шире, выше свет лучин!
Вон учителя бегут толпой,
С обезумелыми телами
И с тоскою на лицах тупой,
Бурно плещимы жара лозами.
Сюда, сюда несите книги,
Слагайте радостный костер.
Они — свирепые вериги,
Тела терзавшие сестер.
Вон, златовея медным шлемом,
Пожарных мчится гордый стан.
Девы, гинем мы
И раним раной древних ран.
Сюда, училицы младые,
В союз с священными огнями,
Чтоб струи хлябей золотые
От нас чужие не отняли.
Слагайте черных трупов прелесть,
В глазницах черный круглый череп,
И сгнившую учебночелюсть,
И образцы черев,
И мяс зеленых древлемерзость,
И давних трупов навину [5] Навина — владения смерти. .
В этом во всем была давно когда-то дерзость,
Когда пахали новину.
Челпанов, Чиж, Ключевский,
Каутский, Бебель, Габричевский,
Зернов, Пассек — все горите!
Огней словами — говорите!
И огнеоко любири
Приносят древние свирели…
При воплях: «жизни сок бери!»
Костры багряны догорели…