Александра Паркау: Огонь неугасимый

Грустно бедной девочке в Рождественскую ночь…
Мама убирает крошечную елку,
Хочется на праздник горе перемочь,
Радость и веселье увидать хоть в щелку.

Нитка беглой искрой ряд свечей зажгла,
Бледные орехи сиро к веткам жмутся,
Тускло золотятся бусы из стекла,
Точно в сне тяжелом страшно оглянуться.

Нет родных и близких, братьев и сестер,
Нет любимой куклы, нет гостей на елке,
Все они остались там, за гребнем гор,
Где в холодном снеге бродят люди-волки.

Спать пора, малютка! В звездах небосклон,
Елка догорела, в дреме слиплись глазки,
И уж над кроваткой реет детский сон
Под знакомый шепот старой, милой сказки.

Вдруг глубокой ночью девочка проснулась.
Слышит кто-то ходит, по полу стучит,
Мягенькая шерстка пальчиков коснулась,
Кто-то одеяло лапкой теребит.

Кто это? Собачка? Это ты, шалунья?
Тихо. Беспробудна, безответна ночь.
Кто там? Это кошка, кошка попрыгунья,
Серенький, мохнатый не уходит прочь.

Кто ж это такое? Верно обезьянка,
Вон сверкают глазки желтым огоньком,
Днем визгливо пела на дворе шарманка,
Верно обезьянка проскользнула в дом.

Прыгнуло вдруг что-то прямо на подушку,
Мордочкой склонилось к девочке на грудь.
Девочка вскочила смотрит на зверюшку,
Хочет гостью на пол в ужасе стряхнуть.

Кто ты? — смеется мохнатая рожица;
Тише, голубка, жильцов не буди,
Я твоя бабушка, полно тревожиться,
Дай посидеть у тебя на груди.

Кто ты? — Да я же, кикимора старая,
Видишь, пришла из дремучих лесов,
Древняя, дикая, мшистая чарая,
Призрак далеких ушедших веков.

Милая внучка, я быль пережитая,
Пали леса под секирой стеня…..
Кто я? Преданье, звено позабытое…
Кто я? — Кикимора, бабка твоя!

Косматая бабка старинного бора,
Родная по духу, родная по крови,
Заржавленный край золотого узора,
Невырванный корень распаханной нови.

Вы чтите давно христианского Бога,
Вы носите крест на развернутых стягах,
Но в ваших селеньях страшнее дорога
Звериной тропы в заболотных оврагах.

Вы в платьях заморских, с заморскою речью,
Заморскую елку на святках вы жжете,
Но нет, не щадите вы жизнь человечью,
Не лучше, не краше вы предков живете.

Под кровлей домов, под прикрытьем заборов
Вы так же бредете во тьме и печали,
Как брел темный прадед в хвое черных боров,
Как брел дикий пращур в неведомой дали.

Не бойся-ж меня, моя внучка родная,
Близка я по крови, близка и по духу,
Кикимора старая, бабка седая,
Гляжу я весь век на людскую разруху.

***
Ярким, зимним утром девочка проснулась,
Мама ей в кроватку молоко несет,
Мама от обедни уж давно вернулась,
И на окнах полдень ломит тонкий лед.

Девочка сидела сонная, смешная,
Осмотрела тихо комнату кругом… —
Мама, где зверюшка, бабушка лесная?
Бабушка-зверюшка оказалась сном…

В далеком детстве крошкой беззаботной
Жила я в южном городе нарядном,
Ронявшем зелень цветников дремотных
В морскую воду — голубым наядам.

Смотрела я на версты зыби синей
И на закат над морем неизменный,
А под подушкой берегла святыню, —
Потертый томик сказок Андерсена.

Любила безобразного утенка,
Солдатика, расплавленного в печке,
Царицу льдин, насмешливых и звонких,
И звезды елок — золотые свечки.

Но больше всех в живых листках альбома
Морскую я царевну полюбила
И потому, что с ней была знакома, —
Она ко мне на берег выходила.

Давала мне лиловые ракушки
И липкая оранжевые травы,
Была таинственной морской подружкой
И говорила грустно и лукаво:

Не радуйся, малютка, дружбе нашей, —
На жизнь твою она печать наложит…
Кто на земле, чтоб пить земную чашу,
С морскими душами дружить не может.

Кто в море, тот забыть не может волны,
Чтобы земному принцу сердце бросить.
Двойная жизнь, двойной мираж неполный,
Ни счастья, ни покоя не приносит.

Таких людей безрадостно влюбленных,
Живущих грустью, скорбью и мечтами,
Зовут у нас небрежно-благосклонно
Поэтами, а иногда… глупцами.

Не радуйся, малютка, дружбе нашей,
Твоя судьба с моей судьбою схожа…
Кто на земле, — чтоб пить земную чашу, —
С морскими душами дружить не может.