Виктор Куллэ - Развивая Данте. Стихи

Следуй своим следам,
превозмогая дрожь.
То, с чем столкнёшься там —
опытом не назовёшь.

Душ без пристанища
на оболочку взор,
перерастающий
в световой коридор.

Коль довелось извне
видеть земную гнусь,
похотью к новизне
больше не соблазнюсь.

Ни заползая в чат,
ни воздвигая храм,
я интересничать
права себе не дам.

Если обрёл покой,
стоит ли о цене?
Это не я — другой
губы шевелит мне.

Кажется, снова светает.
Утро не впрок недобитку.
Веришь ли, сил не хватает
кофе поставить на плитку.

Тело — почти что чужое —
стынет поруганным храмом.
Приступ душевной изжоги
славно лечить Мандельштамом.

Впрочем, уместней Державин —
общий спасительный предок.
Снова всё подорожает,
значит, скупай напоследок —

не в подтвержденье привычки,
но повинуясь обряду —
соль, папиросы и спички.
Всё пригодится в блокаду.

В Интернете, где свежие вирши
на экране рябят серебристом,
я узнал, что положено выжить
только клоунам и сценаристам.

Но искусство бежит провокаций
и кривляний под аплодисменты.
Человек ко всему привыкает —
даже к мысли о собственной смерти.

И как следствие данной привычки,
новизной карнавальной натешась,
возвращается к звукам первичным,
где тихонечко брезжит надежда.

Иным ты мать, иным — жена.
Иным ты попросту нужна
как дойная корова.
Как девка для алькова.

И пусть подведена черта,
не пачкать дёгтем ворота —
велик ответ поэта.
Так любят без ответа.

Умом Россию не понять…
Но потрудитесь не пинать —
тот, кто её пинает,
пусть на себя пеняет.

Знаешь, это уже не жизнь,
а злокачественный цейтнот:
отсекать терабайты лжи
от десятка насущных нот.

Каждодневно ты, идиот,
преуспевший в точеньи ляс,
выбираешь: на что уйдёт
твой невечный уже запас.

Знал ли Холден Колфилд, словя
пацанёнка в опасной ржи,
что привычка читать слова
заедает живую жизнь?

Память собственную хороня
под сугроб бесполезных цитат,
я не помню почти ни хрена
из себя четверть века назад.

Нестерпимый как скипидар,
жжёт настой вины и тоски.
Забывать — это Божий дар.
Помнить — более по-людски.

…и вот ещё о чём под нос ворчу я:
когда толкучку наших душ и тел
божественная музыка врачует —
грех не припомнить тех,

чьи тени не увенчаны венками,
несовершенствам несть числа,
чья музыка осела винным камнем
на дне стекла.

Потомки перед ними виноваты
беспамятством. Их музыки бокал
дарил отдохновением Вивальди
и Баха вдохновлял.

Чудак, забытых звуков пригубивший,
окажется утешен и согрет.
Так в комнате, о людях позабывшей,
когда включили свет —

всё ждёт гостей, всё в предвкушенье медлит,
всё обещает праздничный бедлам.
Пыль отряхнули, расчехлили мебель —
и вещи оживают по углам.