Рюрик Ивнев - Золото смерти

Мгновенье — стук. Мгновенье очень страшно.
Потом улыбка изъязвленных губ.
И рот, который искренно накрашен,
Глотает воздух, копоть, дым и труп.

Иду и думаю по улице, еще
Холодной от недавней непогоды.
И солнце льет, хотя не горячо,
Свой желтый дождь на камин и на воду.

И все разумно — вывески витрин.
И генерал, несущийся из штаба.
Портреты знаменитых балерин,
И молоком торгующая баба.

Лишь я один, не знающий, на что
Истратить деньги — кровообращение,
Верчусь, как белка в колесе пустом,
И брызгаю слюною исступленья.

Сегодня или завтра — все равно.
Горит ли солнце, светит ли луна.
Я понимаю ясно лишь одно:
Не избежать мне земляного сна.

Остынет раскаленный кипяток,
Заглохнет злых копыт протяжный стук
И выпадет из побелевших рук,
Подаренный возлюбленной цветок.

Достичь холодного спокойствия ума.
Вот каждый мускул покорен умом.
Сегодня окна, крыши и дома,
А завтра тесный и единый дом.

Земная кора — обратная сторона медали.
А лицевая закрыта зеленой плесенью.
За чьи то преступления нас сюда послали
Под хлесткие удары и каторжные песни.

И вес так важно — и ботинки, и разговоры,
И катанье на моторах и сонные прогулки;
Только несколько сумасшедших взоров
Знают настоящее значенье улиц гулких.

Вот сегодня меня ударит палка,
А завтра камень или скрученная веревка
Я заплюю ненужную весталку
И обниму рецидивистку воровку.

Нет ни одного события без причины,
В густом смешении мы поймем все знаки.
У загоравшейся пыльной лучины
Я сниму кольцо, толстое, как шина,
И забуду о несуществующем браке.

Игрушечные карлики на звонких резинках,
Подпрыгивая, доскакивают до потолка:
Сегодня жизнь, а завтра починка
И на черной перевязке белая рука.

У зеленого столика, сражаясь в карты.
Карлики высовывают языки,
А в мое окошко заглянуло солнце марта
И сжало похолодевшие виски.

И возникла боль, но, Боже, не исчезла,
А увеличилась в тысячу раз.
Я карликов бумажных ножницами изрезал
И заплакал, хотя не сразу.

Глотну, как воздух, яростный огонь,
Перекрещусь, как в детстве научили…
Все вижу я прозрачную ладонь,
Что гвоздиками к дереву прибили.

И мертвый рот теперь, как мертвый мед. —
Кричи! Кричи! Вонзи копье слепое
В уста, в глаза, в бедро, в огонь, в живот,
Пусть смотрит это небо голубое!

Склонился к движущемуся ковру
Людских объедков, шляпок и отбросов.
Я слова сахарного «умру»
Не понимаю. Солнце смотрит косо.
И магазинщики отвесили губу,
И покупатели зажали кошелечки,
Я слова сахарного «в гробу»
Не понимаю. От Финляндских сосен
До волн Каспийских — все один визит.
И как не сумасшествуй, ни грози
Я равнодушен, ветренен, несносен.

Наклон стены. Отбросы. Дверь гнилая,
Ведущая в уборную, и слизь
Какая то. Собака, чахло лая,
Ждет смерти. Образы слились

В одну мочалку спутанную. Дом
Невероятным кажется, глупейшим.
Из окон визг, пылающей вином,
Измученной любовным горем гейши.

Кошачий запах слаще пряных роз,
Растущих в палисадниках колючих.
О, сколько веточек, морщин и слез.
О, сколько косточек и змей гремучих.

Объято все дрожанием святым,
Несу простор души полузасохшей
И ставши изъязвленным, злым, пустым,
Пью смерти заржавевший ковшик.

Ножичком, ножичком острым
Продырявь кожицу и встань
Рано утром. — и рост твой
Уменьшится. Герань
На окне побелеет.

Ножичком, ножичком острым
Медленно пробуравь
Кожицу и рост твой
Уменьшится. Лампу заправь.
Герань зазеленеет.

Ножичком, ножичком острым
Пробуравь кровь, жир, кость.
Мускул, — и рост твой
Уменьшится. Придет гость
Непрошеный. Герань омертвеет.