Жорж Роденбах - Стихи

Когда с балкона лет, в виду всего былого,
Ты станешь наблюдать задумчивый закат,
Тебя подстережет мечта и жажда снова
Весь горизонт объять, как целый век назад.

Там прошлое твое — с огнями и домами —
Подобно городу, и в тусклых небесах
Просветы нежные с недвижными дымами
В тумане, как ручьи, сливаются впотьмах.

О солнце юности, ты всё — в кровавых ранах
И умираешь на руках кромешной тьмы,
А грезы бледные меж всполохов багряных
Совсем запуганы и тают, как дымы.

О город прошлого, и ты сотрешься губкой
Тумана зыбкого в невидимой руке!..
Но лучик памяти, опасливой и хрупкой,
Над каждым флюгером витает вдалеке.

Там шпили, башенки и колокольни детства,
Соборы юности, где дремлет идеал,
Донжон встает в дозор — тьме никуда не деться,
И циферблат, как щит, на башне засверкал!

Там камень, там гранит — защита и основа,
И прошлое спеша восславить и воспеть,
К нам колокольный звон, могучий зов Былого,
С божественных небес летит, одетый в медь!

Жить, как в изгнании, жить в пустоте всегдашней,
Жить в мертвом городе, не видя ни души,
Не слышать ничего, ну разве что в тиши —
Рыдающий орган да звон часов на Башне.

Жить, отдалясь от всех, и знать, что разум — слеп,
Ни дружество, ни спесь не подпускать к порогу,
Не рваться в светочи и чахнуть понемногу,
Как лампа тщетная, поставленная в склеп.

Жить, как морской фрегат, с мечтой об океанах,
О южных берегах, где жаркий бриз поет,
Но в северных морях разбить бушприт о лед
И кануть навсегда в пучинах безымянных.

Так жить — всегда один! Всегда один! Смотреть,
Как душу день за днем уничтожает время;
В пренебреженье всех, пренебрегая всеми,
Один, один — следить, как подступает смерть!

Вот зеркало: близнец, душа любой из комнат,
И люстра, и сундук — здесь все по нраву ей;
Фигурка на столе вам пируэт исполнит,
И бронзовый в углу застынет Гименей.

Но может ли любовь быть одинокой — или
И ей куда верней прибегнуть к двойникам?
Вот комната, она — вся в зеркале: и там
И тут ее мечты и призраки застыли.

Но вещи, обретя безжизненную плоть,
Томятся день за днем в плену богатой рамы:
Вторую эту жизнь ничем не побороть
Заложникам пустой и плоской амальгамы.

О зеркало-двойник! Ты так бездонно любишь,
Но комнату страшит слепая эта страсть,
И чувствует она, что ты ей душу губишь,
Когда во всем живом не в силах с ней совпасть!

С приходом вечера неспешно засыпает
Пустая комната — лишь люстра рассыпает,
Подобно дереву хрустальному, вокруг
В сосредоточенной тиши за звуком звук.
Венецианские колеблются подвески,
Как чашечки цветов в вечернем перелеске:
Когда далекий стон гармоники лесной
Ложится на пыльцу чуть слышною тоской.
Стеклянный этот звон сливается, дробится,
Как будто жалуется раненая птица
И в реликварии из листьев и ветвей
Поит хрусталь слезой невидимой своей.
Подвески до краев полны печалью горькой;
Вся люстра — как фонтан под ледяною коркой,
Застывший водомет, но дышащий внутри...
Нет, вовсе не фонтан — а сердце, посмотри:
То сердце бедное мое, еще живое
И неподвижное под коркой ледяною.

Вдоль серых набережных, под речитативы
Колоколов, меланхоличны и бурливы,
Так обессиленные натиском мостов,
Что каждый камешек оплакать жизнь готов,
Бессмысленно кружась, текут, стеная, воды!
Луна, синюшное создание природы,
Бутон без стебля, по течению плывет,
Точь-в-точь утопленник, и стонам этих вод
Не оживить цветок и свет его слепящий.
О гордая вода, сестра души скорбящей,
Тебе ли, что идти способна напролом,
Всего лишь отражать весь этот мир кругом?

Неразговорчивая! Вся в себе — стремнина;
Там, в черных омутах, неведомая тина
Воспоминаний, кто попал туда — погиб.
И каждый стон волны, и каждый тихий всхлип
Омоют мертвецов печальным состраданьем.
Вода, сестра души, отдай по силам дань им,
И мне ли не понять, когда в кругу теней
Их боль, ты говоришь, сравнима ли с моей?