Петр Ершов - Стихотворения

Когда ты взглянешь на меня
Звездами жизни и огня —
Твоими черными глазами:
Глубоко в грудь твой взор падет,
Забьется сердце и замрет,
Как будто птичка под сетями.
Но новый взгляд твоих очей, —
И в тот же миг в груди моей
Цветок надежды расцветает:
И светит сердцу свет сквозь тьму,
И сладок милый плен ему,
И цепи милые лобзает.
Но что ж, когда в твоих глазах
Сквозь тучи, в молнийных огнях
Любовь заблещет роковая?
О сердце, сердце! Этот взгляд
Осветит блеском самый ад
И разольет блаженство рая…

Толпа любовь мою винит,
И между тем она согласна,
Что мной избранная прекрасна.
О чем же буйная шумит?
Ужели чувство — преступленье?
Ужели должен я просить,
Как подаянья, позволенья
И ненавидеть, и любить?
«Она твоею быть не может!»
Я знаю сам и не хочу
Покой души ее тревожить,
И чувство в сердце заключу.
Сдержу желаний пылких волю,
Мятежный жар сомну в крови,
Но и в забвенье не позволю
Прорваться слову о любви.
И не узнает, не услышит
Она о тайне от меня —
Что ею только сердце дышит,
Что ею только мил свет дня.
Но для чего же мне неволить
Влеченье чистое мое
И молчаливо не позволить
Мне любоваться на нее?
Но для чего же мне украдкой
Волшебных взглядов не ловить,
Не услаждаться речью сладкой,
Дыханья уст ее не пить?..
О, сколько раз в толпе бесстрастной,
Томимый жаждой красоты,
Я. не сводил очей с прекрасной,
Лелея светлые мечты!
Сдержав тревожное дыханье,
Забыв себя, забыв людей,
Я погружался в созерцанье
Любви возвышенной моей.
Минуты чудные! Казалось,
Перед возвышенной душой
Мне небо света открывалось
С своею вечной красотой.
О, только лишь художник-гений,
Ловя чудесный идеал,
В часы божественных видений
Подобный образ создавал!
И помню я: как тополь стройный,
Во цвете лет, облечена
Красой и гордой, и спокойной,
Стояла царственно она.
Волнисто-чудной диадимой,
В гирлянде жемчуга и роз,
Вился изгиб неуловимый
Благоухающих волос.
Сияло мыслию высокой
Ее лилейное чело,
И все лицо, как день Востока,
И ясно было, и светло.
Во влаге блещущей эмали,
Под дымкой шелковых ресниц,
Глаза пленительно сияли
Красою северных зарниц.
И переменно отражались
На них мечты живой игрой:
То блеском полдня разгорались,
То в сумрак ночи погружались,
Блистая звездною слезой.
А эти розы щек живые!
А эти — прелесть, красота,
Любви созданье — огневые,
Нектарно-влажные уста!
Могучей силы чарованья
На них положена печать,
И может их одно лобзанье
И вдунуть жизнь, и жизнь отнять.
А плеч роскошные разбеги
В сиянье млечной белизны!
А груди пышной, полной неги,
Две чародейские волны!
В них жизнь всю полноту излила,
А прелесть формы обвела…
А страсти пламенная сила
Их горделиво подняла…
Все, все в ней было обольщенье,
И мне казалось, что она
Олимпа древнего явленье,
Героподобная жена [108] Героподобная жена — подобная богине Гере, в греческой мифологии супруге Зевса. !

Ночь несчастий потушила
Свет живительного дня,
И отвсюду окружила
Мраком гибельным меня.
Без надежды на спасенье
Я блуждал во тьме ночной,
Вера гибла, гроб сомненья
Раскрывался предо мной.
. . . . . . .
. . . . . . .
. . . . . . .
. . . . . . .
Вдруг увитая лучами,
Мрачной ночи красота,
Воссияла пред очами
Неба новая звезда.
Лучезарною одеждой
Как царица убрана,
Умиленьем и надеждой
Взору светится она.
Очарован, околдован
Дивной прелестью лучей,
Жадно взор мой к ней прикован,
Сердце рвется встречу к ней…
О, гори передо мною,
Ненаглядная моя!
Для меня теперь с тобою
Ночь пленительнее дня!

Когда, покинув мир мечты,
В свое я сердце погружаюсь,
Я поневоле ужасаюсь
Его печальной пустоты.
Как храм оставленный в пустыни,
Оно забвенью предано,
Без фимиама, без святыни…
В нем все и дико, и темно!
Лишь ядовитый змей страданья
Ползет тропой воспоминанья
И на поблекшие цветы
Рано потерянного счастья
Отраву льет шипучей пастью
Во мраке скорбной темноты.
Везде печальные гробницы
Надежд и радостей былых,
И редко, редко луч денницы,
Как лепту, бросит свет на них.
А было время: чудным зданьем
Здесь возвышался жизни храм
И сладких чувств благоуханьем
Курился сердца фимиам.
Надежды чистого елея
Лампада дней была полна,
И все отрадней, все свежее
Горела счастием она.
Но миг — и все восколебалось!
Алтарь любви повержен в прах!
На опустевших ступенях
Воспоминанье лишь осталось.
И день и ночь оно с тоской
Чего-то ищет меж гробами,
И роет пепел гробовой,
И плачет горькими слезами.