Георгий Шенгели - Собрание стихотворений

О книжный плен! Истаял год, как льдина.
Полнее папки и пестрей тетради, –
И сны гудят суровым сквозняком,
Последний пепел унося в просторы.
Уходит жизнь, но остается книга…
Да, кто, когда, глядя на полки шкафа,
Помыслит, что их урны уставляют,
И, взяв мою и прочитавши имя,
Помыслит, что и я когда-то жил?

Этот корень виноградный,
Узловатый и тугой,
Я схвачу рукою жадной
И конец прижму ногой.
Мы поборемся упорно
У зазубренной скалы,
Над которою просторно
В небе плавают орлы.
Я сломлю его крутую,
Туго скрученную плоть,
Чтобы трубку золотую
Изогнуть и проколоть.
Чтобы горький дым табачный
Взвился в небо вдоль скалы,
Где плывут в простор прозрачный
Равнодушные орлы.
Чтоб хоть в этих фимиамах
Мне прославить удалось
Всех высоких и упрямых,
Презирающих насквозь.

Умолк вечерний дождь. И горних облак вязь
Пылает в воздухе промытом.
Матрос налег на руль. Упруго накренясь,
Бриг двинулся, дрожа бушпритом.
А буревестники над пепельной волной,
Скользя, стеклянным кличут кликом,
Но мысли мерные рокочут надо мной
О непреклонном и великом.
Да, воскресить, друзья, великолепный бред,
Сны о Колхиде несравненной,
И золотым руном, как знаменем побед,
Отяготить корабль надменный!
Необозримые потом проплыть моря
И, руль направя к землям старым,
В родимой гавани повергнуть якоря,
Гордясь богатством и загаром!..
И расступается пред водорезом Понт,
Музыка ветра мачту клонит,
И бронзовым зерном, расплавя горизонт,
Закат ссыпается и тонет…
Друзья! Созрела жизнь! Уже прошел июль,
И нам одна осталась вера:
Мы жаждем подвига. Мы нажимаем руль –
Как бы гашетку револьвера!

Ходит Веспер золотой.
Старый дож плывет в гондоле
С догарессой молодой.
Догаресса молодая,
Призадумавшись, глядит,
Как звезда любви, играя,
Мутны волны золотит.
Глянул дож и поникает,
Думой сумрачной томим:
Ах, опять красой сверкает
Тот патриций перед ним,
Тот прелестник и повеса…
Вдруг донесся дальний крик,
И пугливо догаресса
Обратила бледный лик.
Молвил дож, помедлив мало,
Указуя на волну:
«То спустили в глубь канала
Долг забывшую жену».
Догаресса поневоле
Прикрывает взор живой.
В голубом эфира поле
Никнет Веспер золотой.

За окнами — многоэтажный дом, –
Но вечером мне видится другое:
По этажам огни горят вразброску,
И кажется, что домиков гурьба
Ступенчато на холм крутой восходит…
И снова я в моей Пантикапее…
Мой пробковый сейчас надену шлем
И в темноту, в темно-соленый ветер,
По улицам, по крупной чешуе
Булыжников, пойду туда. Там бело;
Акации, как Пропилеи, встали
И древностью, и медом, и любовью
Струятся вниз… А там, на черной глади,
На ониксе полуночного моря
Хрустальными огнями обведен
Настороженный очерк миноноски…

За зеркальной литой плитой
Весь блистающий эталаж:
Медь буссолей и компасов
И хрусталь чечевиц и линз.
В них ломается луч и взор,
В них меняется путь и цель, –
И совсем по-иному мир
Понимает, кто любит их.
Надо мною лопочет дождь.
За спиною трамвай брюзжит,
А в глаза мне сияет спектр
От угасшей давно звезды.
Я пошел купить папирос,
А настойчивая буссоль
Вся играет в морях и льдах
Синевою и серебром.
Я в старинной книге прочел
Про китайский хрустальный шар,
Столь прозрачный и шаровой,
Что увидеть его нельзя,
Что его точили сто лет,
Шлифовали сто лет его, –
И китайцы гордятся тем,
Что не нужен он никому…
Я такой бы похитил шар,
Я на звезды в него б глядел,
И поверил бы я, что мир
Изменяется сам собой.

Какая скудная и косная земля!
Как он неповоротлив — камень!
А в море лунная толчется толчея –
Чешуйчатый и легкий пламень.
Он надвигается на черный Карадаг,
Играючи, стыдясь и тая.
О несказанная краса и нежность влаг,
Олеография святая!..
Луна ушла за мыс, и резкая гора
Вдруг стала выше, в звезды прянув, –
И разверзается уже за ней игра
Голубодышащих вулканов.