Павел Лукницкий - Памир без легенд (рассказы и повести)

-- Чего говоришь? Помрем?.. А по-твоему, Суворову легче было? Так нет, братки, не помрем! Будем здесь ночевать!

Ермаков поднял голову и жалобно произнес:

-- Как будем ночевать, товарищ помнач? Смерзнем в ледышки и вниз покатимся. Как кони тут устоят? Идти надо бы, да все пропало во мне, товарищ помнач. Пошел бы, да не могу--невмочь...

Семен Грач присел на корточки и ласково заговорил. Он говорил хрипло, отрывисто, но, видимо, убедительно, потому что, когда он привстал, бойцы поднялись один за другим и взялись за дело. Связали лошадей мордами, звездочкой, и лошади застыли неподвижно, удерживая от паденья одна другую. Затем бойцы разгребли снег руками и нарыли из-под снега груду камней. Грач сам сложил камни поперек склона барьером длиною в два метра. Вынув из передних седельных кобур клевер, припасенный для лошадей, бойцы разложили его по верхнему краю барьера. Сверху на клевер бойцы сложили винтовки и покрыли их пятью торбами. Затем Грач сказал Ермакову:

-- Ложитесь-ка сюда, дорогой товарищ Ермаков! И Ермаков лег. Второй боец лег на Ермакова, третий -- на второго, а на этого навалился Хохлов. Собственно, лежали они на самом снежном склоне, но каждый из них упирался в того, кто был ниже.

-- Теперь я сверху лягу,--сказал Грач.--Когда замерзну, будем меняться. Ваша очередь первым наверх, товарищ Ермаков. Понятно теперь?

-- Как есть понятно, товарищ помнач, -- снизу сообщил Ермаков.

-- И не тяжело?

-- Не тяжело. В самый раз, товарищ помнач!

-- И не холодно?

-- Снизу ничего. А сверху он, как жена... Ишь раскормился на заставе, тяжелый, черт! Греет!.. Из кучи людей послышался смех.

-- Не смейся, дурень, трясешься на мне!.. Тут заколыхалась от смеха вся куча.

-- Спать, товарищи!--удовлетворенно самому себе улыбаясь, произнес Грач.--А верхний будет дежурить. Все равно не спать верхнему. Полчаса--смена. Сейчас--моя очередь... А только никто к нам сюда раньше утра не сунется.

Снега наливались зеленым светом луны. Ветер ушел по склону и не вернулся. Снизу донеслось похрапывание Ермакова. Так началась эта ночь.

Ночь шла так же, как началась. Только у Грача отчаянно мерзли ноги. Он со злостью вспоминал Марью Степановну. Никакие растиранья не помогали. Осторожно, чтоб не слететь, Грач прошел к лошадям. Они были белыми, потому что их шерсть оледенела. Семен Грач покачал головой, зная, что эта ночь даром им не пройдет. Он подошел к своему коню. Конь жалобно, чуть слышно заржал. Грач снял с седла переметные сумки и отнес их к своему месту. Снял ичиги, растер ноги, надел на них переметные сумки, обшитые изнутри фланелью, и лег. Через несколько минут он понял, что ноги его останутся целы. Тогда он посмотрел на часы: прошел час,--и разбудил бойцов. Теперь Ермаков полез наверх, а Грач оказался под всеми бойцами.

Ночью шипучая лавина прошла в двух метрах от края барьера. Но Грач не услышал ее.

Плохой, надо сказать, это был ночлег, и разве это сон, если он прерывается каждые полчаса? Но самое главное, что все-таки пришло утро, которое могло никогда не прийти, и все из-за того, что высоты снеговых хребтов обманчивы, как миражи в восточных долинах.

Луна только что потеряла лучи и, бледная, пошла сторонкой. Над Афганистаном наливались розоватым светом снежные пики. Лошади похрустывали клевером и овсом. Это была обязательная задержка, без которой нельзя было двигаться дальше. Бойцы разговаривали тихими хриплыми голосами. Грач попытался надеть ичиги, но они были изорваны и, смерзшись, звенели, как стеклянная посуда. Грач выругался про себя и оставил на ногах переметные сумки.

Еще не выплыло солнце из круч ваханских хребтов, -- бойцы потянулись наверх. Через десять минут от них валил пар, и они задыхались. Через два часа Грач первый вытянул шатающегося коня на перевал и в последний раз бессильно опустился на снег. По одному вытягивались на перевал бойцы. Солнечный свет бежал вперед по гладкому снежному склону, выбирая из всех выбоинок последние тени. Далеко впереди горели зубцы следующего хребта, а под ним вытягивалась корытообразная, с белыми холмами, долина. В ее конце, под льдистым отвесным обрывом, Ермаков заметил черные точки. Может быть, это чернели камни, но вряд ли эго были камни, и, когда бойцы отдышались, Грач повел их по склону, сторонкой, вдоль длинного снежного бугра, закрывшего от них черные точки. Когда бугор кончился и бойцы осторожно глянули вдаль и Грач два раза протер пальцами бинокль,--бойцы сняли винтовки с плеча и, сбатовав коней, поползли на коленях вперед. И когда бойцы легли на животы и осторожно, бесшумно задвинули затворы, Грач почти беззвучно промолвил: