Владимир Маяковский - Стихи

Глаз ли померкнет орлий? В старое станем ли пялиться? Крепи у мира на горле пролетариата пальцы! Грудью вперед бравой! Флагами небо оклеивай! Кто там шагает правой? Левой! Левой! Левой! 1918 Русская советская поэзия. Под ред. Л.П.Кременцова. Ленинград: Просвещение, 1988.

Я По мостовой моей души изъезженной шаги помешанных вьют жестких фраз пяты. Где города повешены и в петле облака застыли башен кривые выи иду один рыдать, что перекрестком распяты городовые. 1913 Русская поэзия серебряного века. 1890-1917. Антология. Ред. М.Гаспаров, И.Корецкая и др. Москва: Наука, 1993.

ВОТ ТАК Я СДЕЛАЛСЯ СОБАКОЙ Ну, это совершенно невыносимо! Весь как есть искусан злобой. Злюсь не так, как могли бы вы: как собака лицо луны гололобой взял бы и все обвыл.

Нервы, должно быть... Выйду, погуляю. И на улице не успокоился ни на ком я. Какая-то прокричала про добрый вечер. Надо ответить: она - знакомая. Хочу. Чувствую не могу по-человечьи.

Что это за безобразие? Сплю я, что ли? Ощупал себя: такой же, как был, лицо такое же, к какому привык. Тронул губу, а у меня из-под губы клык.

Скорее закрыл лицо, как будто сморкаюсь. Бросился к дому, шаги удвоив. Бережно огибаю полицейский пост, вдруг оглушительное: "Городовой! Хвост!"

Провел рукой и - остолбенел! Этого-то, всяких клыков почище, я не заметил в бешеном скаче: у меня из-под пиджака развеерился хвостище и вьется сзади, большой, собачий.

Что теперь? Один заорал, толпу растя. Второму прибавился третий, четвертый. Смяли старушонку. Она, крестясь, что1000 то кричала про черта.

И когда, ощетинив в лицо усища-веники, толпа навалилась, огромная, злая, я стал на четвереньки и залаял: Гав! гав! гав! 1915 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

А ВСЕ-ТАКИ Улица провалилась, как нос сифилитика. Река - сладострастье, растекшееся в слюни. Отбросив белье до последнего листика, сады похабно развалились в июне.

Я вышел на площадь, выжженный квартал надел на голову, как рыжий парик. Людям страшно - у меня изо рта шевелит ногами непрожеванный крик.

Но меня не осудят, но меня не облают, как пророку, цветами устелят мне след. Все эти, провалившиеся носами, знают: я - ваш поэт.

Как трактир, мне страшен ваш страшный суд! Меня одного сквозь горящие здания проститутки, как святыню, на руках понесут и покажут богу в свое оправдание.

И бог заплачет над моею книжкой! Не слова - судороги, слипшиеся комом; и побежит по небу с моими стихами под мышкой и будет, задыхаясь, читать их своим знакомым. 1914 Владимир Маяковский. Навек любовью ранен. Москва: Эксмо-Пресс, 1998.

ВОЕННО-МОРСКАЯ ЛЮБОВЬ По морям, играя, носится с миноносцем миноносица.

Льнет, как будто к меду осочка, к миноносцу миноносочка.

И конца б не довелось ему, благодушью миноносьему.

Вдруг прожектор, вздев на нос очки, впился в спину миноносочки.

Как взревет медноголосина: "Р-р-р-астакая миноносина!"

Прямо ль, влево ль, вправо ль бросится, а сбежала миноносица.

Но ударить удалось ему по ребру по миноносьему.

Плач и вой морями носится: овдовела миноносица.

И чего это несносен нам мир в семействе миноносином? 1915 Владимир Маяковский. Навек любовью ранен. Москва: Эксмо-Пресс, 1998.

РОССИИ Вот иду я, заморский страус, в перьях строф, размеров и рифм. Спрятать голову, глупый, стараюсь, в оперенье звенящее врыв.

Я не твой, снеговая уродина. Глубже в перья, душа, уложись! И иная окажется родина, вижу выжжена южная жизнь.

Остров зноя. В пальмы овазился. "Эй, дорогу!" Выдумку мнут. И опять до другого оазиса вью следы песками минут.

Иные жмутся уйти б, не кусается ль?Иные изогнуты в низкую лесть. "Мама, а мама, несет он яйца?"" Не знаю, душечка, Должен бы несть".

Ржут этажия. Улицы пялятся. Обдают водой холода. Весь истыканный в дымы и в пальцы, переваливаю года. Что ж, бери меня хваткой мёрзкой! Бритвой ветра перья обрей. Пусть исчезну, чужой и заморский, под неистовства всех декабрей. 1916 Владимир Маяковский. Навек любовью ранен. Москва: Эксмо-Пресс, 1998.

ОТ УСТАЛОСТИ Земля! Дай исцелую твою лысеющую голову лохмотьями губ моих в пятнах чужих позолот. Дымом волос над пожарами глаз из олова дай обовью я впалые груди болот. Ты! Нас - двое, ораненных, загнанных ланями, вздыбилось ржанье оседланных смертью коней. Дым из-за дома догонит нас длинными дланями, мутью озлобив глаза догнивающих в ливнях

огней. Сестра моя! В богадельнях идущих веков, может быть, мать мне сыщется; бросил я ей окровавлнный песнями рог. Квакая, скачет по полю канава, зеленая сыщица, нас заневолить веревками грязных дорог. 1913 Владимир Маяковский. Навек любовью ранен. Москва: Эксмо-Пресс, 1998.