Вера Меркурьева - Тщета - Собрание стихотворений

Минорный тон «Дикого колоса» и игровой тон «вертепных» стихов на случай разрезается двумя стихотворениями, как бы обрамляющими владикавказский период жизни Меркурьевой. Первое – 1922 год, с посвящением Евг. Архипову – видимо, от него шли слова, которыми начинается стихотворение. Заглавие – «Как все». Это лучшая из автохарактеристик поэтессы. <���…> Другое – 17 августа 1931, за год до отъезда из Владикавказа; обращено, вероятно, к товарищам по литературным кружкам, без заглавия: «Своей вы меня считаете?..»

Автобиография 1926 кончается: «В настоящее время мне почти 50 лег, я больна общим разрушением организма, нервным заболеванием (обмороки), лишающим меня возможности выходить из дому, снята с социального обеспечения, как не прослужившая 8 лег при советской власти, даю уроки английского языка и бедствую терпеливо и довольно равнодушно, но упорно и постоянно. Жизнь впрохолодь, еда впроголодь. Ну вот – вся жизнь. А что было за этим – разве расскажешь? Что в этом мертвом перечне от того удивительного непрекращавшегося и не прекращающегося чуда – моей жизни. Темнота, ростки под землей до 40 лет, затем огненный взрыв революции вне и внутри – выбилась Тщета – и опять под землю, или под воду, тихое мерцание отраженным светом. И всё? Очень трудно жить. Старость и слабость застали в тяжелых условиях, а нет на земле ни одного человека, который бы помог. Нет, я неблагодарна: в 1919-м г. я от Союза писателей в Москве получила 2 пуда муки, на них жили месяц мы все. А в 1922-м году – 3 посылки Ара <���…> – тоже просуществовали всю зиму мы все здесь. А сейчас, верно, не надо – пора кончать житие. <���…> Всё, всё и всё!»

Два человека оставались ближе всего Меркурьевой в эти годы и остались до конца жизни. Первый – это А. С. Кочетков; с ним «знакомство мое <���…> составляет любопытную и причудливую сказку, но здесь ей не место, – писала Меркурьева в автобиографии. «С глазами романтика и со стихами классика», – говорил о нем Вяч. Иванов. К концу 1920-х он перебирается из Кисловодска в Москву, становится известным переводчиком, собственных стихов пишет много, но даже не пытается печатать – до сих пор он известен только как автор романса «С любимыми не расставайтесь», а остальные его стихи публикуются медленно и оцениваются еще медленней. Меркурьева приветила его триолетом еще в лосиноостровский 1920 год: «Что, кроме песен, дать поэту? / Что, кроме песен, даст поэт?..» Год спустя он ответил стихами (не первыми и не последними), посвященными ей: «Ты всё провидела заране: / Безумье, отрешенность, страсть, / И то, что вновь, в благом тумане, / К твоим ногам приду упасть <���…> И вот зачем не трепетала, / Всепримеренна и легка, / Когда мой путь благословляла, / Твоя жестокая рука!». Ее любовь к нему – и материнская и женская, с женой его она тоже была очень близка, а он всю жизнь признавал себя учеником Меркурьевой: «Вы единственный человек, с которым у меня истинная душевная близость… Вас я готов слушаться всегда и во всем… И пока вы существуете, мне все-таки легче бороться с судьбой. Целую Вашу руку» (17 июля 1931). Среди его ненапечатанных стихов есть сонет-воспоминание с посвящением «Вяч. Иванову и Вере Меркурьевой»: «Памяти Блока», 1922; приведем его (и заметим в нем меркурьевский образ: «Мастер Зла»):

Второй – это Евг. Архиппов, вернувшийся во Владикавказ в 1931; 17 лет спустя этот старый символист за педагогическую работу будет награжден орденом Ленина. Потом Меркурьева описывала его Анне Ахматовой так: «Серебряные волосы, юное розовое лицо, черные глаза – грустные и спрашивающие. Насмешлив, зол и нежен. Остроумен, редкий чтец. Картонажных дел мастер. Предан М. Волошину, любит Гумилева, Ахматову, ценит Маяковского. Не писатель и не спутник литературы, но литератор истинный, нашедший свой стиль» (пересказ в письме Архиппову из Ташкента, 4 апреля 1942). Образец стиля Архиппова мы уже видели; «картонажным мастером» он назван за то, что свои и чужие любимые стихи он переписывал в маленькие книжечки (почерк у него был как у князя Мышкина) и художественно их переплетал для себя и друзей: образец старой культуры, ушедшей в быт, в рукопись. Так же он изготовлял и книжки собственных статей о близких авторах: в 1927 были написаны «Аспекты Веры Меркурьевой», в 1938 – «Книга о Вере Меркурьевой». «Вертеп» он переименовал в «Винету» – сказочный город, скрывший свои богатства на морском дне. Меркурьева любила его, но не без иронии: «… Вы будто в хронической обиде на меня. А за что? Могу сказать – неповинна ни деянием, ни помышлением разве иногда словом зубастым, так это манера моя» (25 июня 1934). О книжке его стихов «Дальняя морена» (заглавие из «Облака» Меркурьевой) отзывалась: «Ценная это вещь, Евгений, но до того вне нашей жизни, что не придумаешь для нее места» (3/16 октября 1925). Ему посвящен ее сонет-акростих (с кодой) – как обычно, имитирующий стиль адресата <���…>.