Виктор Боков - Том 1. Стихотворения

Есть Моцарт, Шуберт, Глинка, Глюк —
Их дар шагнет за наших внуков.
И есть не только ловкость рук,
Но есть и совершенство звуков.

Черпни неведомых миров,
Чтобы не думалось ущербно,
Чтоб над сырым шипеньем дров
Лилась мелодия волшебно.

Но нет. Тебя не убедить
Прийти к нам в наше общежитье,
И твой куток разгородить
Не может ни одно событье.

Твои прогулки — на шестке.
Ряды горшков — твоя планета,
А то, что мир еще в тоске,
Тебе у каши незаметно.

Пальцы — тонкие ладьи,
Вы до гроба неразлучны.
Как вы музыке сродни,
Как вы Моцарту созвучны!

Ревностно держа резец,
Все решительно умея,
Вы творите образец,
Пред которым все немеют.

Опираясь на ладонь
Рук рабочих, исполинских,
Создаете вы мадонн
Вологодских и сикстинских.

Вам знакомо трепетанье,
Жар любви. И это ложь,
Если вы берете нож,
Чтоб добыть на пропитанье!

О, чем бы покрепче еще привязаться
К земле несказанно родной?
Я в спутники взял молодого рязанца
С волною волос озорной.

Дорога вся в рытвинах, полем и лесом,
А почва — подзол и пески.
— Ты чем занимаешься, парень?
                — Я слесарь,
Моя специальность — тиски.

Веснушки сидят на носу, как заклепки,
Как рыжики в чаще осин.
— Ты чем там стучишь?
           — Это туфли в коробке,
Мамане!
    — Хороший ты сын!

— Гляди! Человека видней со сторонки! —
Смеется с лукавинкой он.
— Ну, матери туфли, а что же сестренке?
— Сестренке? Сестренке — нейлон!

Он встал у подсолнухов, рыжий и робкий,
Глазами нацелился вдаль.
Признался: — У нас разговор был короткий.
Ну, что же, расходимся? Жаль!

Он машет рукой и кричит: — До свиданья! —
А губы улыбку лучат.
— Я выйду с гармошкой, услышишь страданья,
Приди поглядеть на девчат!

Я видел его. Примостившись на бревнах,
Он пальцами жал на басы.
Кружились двенадцать девчонок влюбленных,
Посматривая на часы.

Потом все гулянье делилось на пары,
Но это еще не конец,
Как гром, в тишине раздавались удары
Союз заключивших сердец.

Я видел: где клонится ива вдовою,
Росу собирая в подол,
Мой слесарь гармошку держал под полою
И девушку бережно вел.

Плыл месяц, ленивостью летнею млея,
Чтоб сельскую тишь сторожить.
Мне было той ночью грустнее, милее,
Печальней и радостней жить.

Полети, моя мысль,
На простор голубой,
Чтоб небесная высь
Подружилась с тобой!

Полети, моя мысль,
На цветущую рожь,
Чтобы после полей
Тебе крепче спалось!

Чтобы утром опять,
И свежа и вольна,
Ты в ущелье, в горах
Догоняла орла.

Чтобы крылья твои
Не подрезал никто,
Чтоб леталось тебе
Высоко-высоко!

Лето — мята,
Лето — лен.
Я-то, я-то,
Я — влюблен!

В это поле
И межу,
Где по клеверу
Хожу.

В эти сосны
И кряжи,
В даль, в дороги,
В гаражи.

В пенье
Медных проводов,
В перспективу
Городов.

В фонари,
В подземный гул,
В широту
Рязанских скул.

В звонкий голос
Топоров,
В сытый рев
Степных коров.

Лето — мята,
Лето — лен.
Я-то, я-то,
Я — влюблен!

Вновь весна зашумела за рамами
Чернокрылой грачиной гурьбой.
ЖИЛ и УМЕР — два слова на мраморе
Под любой человечьей судьбой.

Но преследует не обреченность,
Не печальная боль телеграмм —
Сатанинская увлеченность
И пристрастье к любимым делам.

Я на улицу сельскую вышел.
Там, где судят про пашню и хлеб,
Вдруг такое словечко услышал,
Что душою и телом окреп.

Пусть я рухну, и руки раскину,
И земля прикоснется к губам,
Как наследство великое, сыну
Я свою жажду жить передам!

Поэзия, ты та же пашня
С потребной глубиной пласта.
И для тебя всегда опасна
Поверхностная пахота.

Поэзия! Ты громовержец,
Оратор с огненным копьем.
Ничем, ничем тебя не сдержишь,
Когда ты целишься огнем.