Виктор Боков - Том 1. Стихотворения

— Как вы там?
Что вы там?
Где вы там?
Ловите —
Удочкой, неводом?
Ходите в обуви кожаной
Или кирза до колен?
Сеете?
Веете?
Пашете?
Пляшете вы или плачете?
Кто вам плясать не велел?

В рынок врезаюсь:
— Эй, бабоньки,
Крепко ли свиты кочаники?
Как посолены огурчики?
Люб ли вам ваш бригадир?
Пьют ли в колхозе начальники?
Щи-то какие хлебаете?
Или с картошки сдираете
Тысячелетний мундир?

Смехом мне дружным ответствуют:
— Бабоньки, мы в Белокаменной,
Нашей столице прославленной,
Встретили земляка.
Парень-то нашенский, горьковский.
Им не беда, что я боковский,
Разница невелика!

Вот постоял там, где семечки,
Тронулся в путь помаленечку
К бусам грибов, к щавелю.
По людям путешествую,
Родину в лицах приветствую,
И вдохновеньем, как нарочным,
Будто волшебною палочкой,
Души людей шевелю!

И воздвигаю над буднями
Что-то такое буйное,
Что-то такое зеленое,
Вьющееся, как хмель,
Звонкое, ненатруженное,
Чистое, незапруженное,
Нежное, как свирель!

Чем этот ситец был им люб?
Никак мне непонятно.
Рвались к нему улыбки с губ,
И было всем приятно.

Кричала очередь: — Неси!
Отмеривай, не мешкай,
Торгуй, как надо, на Руси —
По совести советской!

Горячка продавцам была,
Пот в три ручья катился,
А ситец хлопал в два крыла
И на руки садился.

Он цветом близок был бобу,
В нем не было печали.
Другие ситцы, как в гробу
Покойники, молчали.

А этот… что за лиходей!
Все деньги брал по сумкам.
Он призывал к себе людей
Не голосом — рисунком!

Он был не марок, не линюч,
Как раз чтобы носиться.
Решил и я — не поленюсь,
Возьму такого ситца.

Дошел черед, я попросил
Всего четыре метра.
Рубашку сшил и проносил,
Представь себе, все лето!

Я в ней ходил по борозде,
На лодке плыл по Каме.
И всюду спрашивали: — Где
Вы ситец покупали?

Где покупал, там больше нет —
До ниточки распродан.
…Таков ли ситец ткешь, поэт,
Для своего народа!

Подушка на подушку —
Гора под головой.
Частушка на частушку —
Мне праздник годовой.

А где в людской толоке
Хлеб песен заварной,
Так, как родник в колодце,
Веселая гармонь.

И не беда, что хают,
Бранят подчас ее,
Она не утихает
У сердца моего.

Ее разлив сиренев,
Ее печаль светла.
Она душа селений,
Она в народ вросла.

Не сможет и граната
Убрать гармонь с плеча.
Она — сестра таланта,
В ней удаль горяча.

Она проста, как правда,
Как створки у ворот.
И для нее награда —
Душа на разворот!

По-песенному кормно
Она насытит нас.
Кому с гармошкой скорбно,
Рекомендуем джаз!

На́ небе туча, как платьице летнее,
С кружевцем беленьким по подолу,
Над семихолмьем Москвы семицветие
Выгнуло яркую спину свою.

— Радуга! — слышатся возгласы звонкие.
— Радуга! — тянутся руки в зенит.
Как бесквартирная, встала над стройками,
Где листовое железо гремит.

Вот уж она на Серпе и на Молоте.
Сталелитейщики стали вздыхать:
— Вся она в жемчугах, вся она в золоте,
Нам бы ее на стану прокатать!

Вот уже радуга наша в Иванове,
Не удержали ее москвичи!
Видя такое жар-птичье пылание,
— Ситец! — с восторгом сказали ткачи.

В Волге уже ее веер павлиновый,
Недалеко и до Сальских степей.
— Спинка стерляжья, а бок осетриновый! —
Шутят по-волжски ловцы у сетей.

К Черному морю отправилась с Каспия,
Честь отдает ей военный моряк:
— Нам на тельняшки бы эту цветастую,
Чтобы украсить Октябрьский парад!

День был такой, что смотрели на радугу
В поле, на море, в цеху у станка.
День был такой, что поэзия радости
В сердце рождалась, как сталь и шелка.

Холодной зимой
Под гудение провода
Я видел на Каме
Великие проводы.

Навалом в санях
Новобранцы, как месиво.
В дорожных мешках
Подорожное печево.

Навеки отчаяся,
Платочками машучи.
С сынками прощаются
Согбенные матушки.