Виктор Боков - Том 1. Стихотворения

Заплакала, замолкла,
Утерла влажный след.
Так началась размолвка
Двух граждан средних лет.

Она кусает губы
И чертит по стеклу.
Он запахнулся в шубу,
Придвинулся к столу.

Чай ложечкой мешает,
А чай давно остыл.
Ничто не воскрешает
Их полюбовный пыл.

Рассвет у окон синий,
Что двух когда-то свел,
Теперь уже не в силах
Звать их за дружный стол.

Спит сын в кроватке тесной,
Ручонки на груди,
Как ангелок небесный,
Папаша, погляди!

Сын взял румянец мамы,
Ее овал лица.
А нос такой упрямый,
Совсем, как у отца.

Опять сцепились оба,
Муж в гневе весь дрожит:
— Я требую развода,
Я не хочу так жить!

Молчите! Сын проснется
От этого всего,
По-детски ужаснется,
Что предали его!

Глаза у львов закрыты снегом
Зима. Москва. Тверская. Лед.
И мерзнет очередь за хлебом
И Гитлеру проклятья шлет.

День нынче сер, уныл и краток,
Невеселы его шаги.
С утра подглазья у солдаток,
Как у апостолов, строги.

Цепная очередь авосек
Умолкла горестной вдовой.
Москва, как высший дар, выносит
Свой хлеб талонно-тыловой.

Я не стою за ним, я стыну,
На мне шинель, и я — боец.
И мне сверлят глазами спину
Одним вопросом: — Где конец?

Победа будет, снег растает,
Зальет вода траншеи, рвы.
Ну а пока лишь зубы скалят
Ослепшие от вьюги львы.

А где-то там свинец метельный,
Чертя немятый снег полей,
Заводит хоровод смертельный
Под смех и стон госпиталей.

Июнь, как скульптор, лепит груди,
Что кутала зима в меха.
И чувствуют острее люди,
Как недалеко до греха.

По узким ремешкам дорожек,
Где в раструбы трубит вьюнок,
Мельканье белых босоножек
И загорелых женских ног.

И руки тянутся к объятьям,
К сплетеньям радостным — туда,
Где льющиеся складки платьев
Скользят по прелестям стыда.

Такой июнь и был обещан,
Где все в цвету и без морщин,
Где милые улыбки женщин
Встают причиной всех причин.

Существует поэт.
Где сегодня он?
Это неведомо.
Болен?
Буен?
Несдержанно дерзок?
Хмелен?
Он средь вас —
Не топчите!
Как все заповедное,
И поэт, словно луч,
Весь на всех поделен.

Если он на охоте —
Щедрей токование!
Если он на рыбалке —
На утоп поплавки!
Если он на футболе,
Его ликование
Отливается
В бронзовый мускул строки.

Вот он!
С виду, быть может,
Простой и невзрачненький,
Опереньем скромнее,
Чем брат соловей.
Если чудом каким-то
И сделался дачником,
То ютится на даче
Пока не своей.

Он могучий,
И он же как травка
Подснежная,
Что лелеет мечту
Покупаться в лучах.
О, не очень тесните
Вы сердце мятежное,
Не срезайте его угловатость
В плечах!

Вышел месяц на небо
Без всяких забот.
Не спеша, словно
Частная личность идет.

Покоптился дымком,
Посидел на трубе,
Даже пятнышко стало
На нижней губе.

На влюбленных
Своей светлотой посветил,
Парню — что!
А девчонку он чем-то смутил.

Опустила ресницы,
Стыдливо молчит.
Только слышно,
Как юное сердце стучит.

Я жизнь теперь считаю не на годы —
На месяцы, на дни и на часы.
Все больше делаюсь жадней жадобы,
Кладу свои минуты на весы.

Я каждый день ушедший, как синицу,
Хотел бы в западню свою поймать,
Оставить от него хотя б страницу,
Что не имеет права умирать!

Не заплачет камень при дороге —
От природы мужество при нем.
Если даже камню при народе
В грудь ударит молния копьем.

Сердце стало камнем. Я не плачу.
Непонятно, как душа живет.
Сколько лет я жду свою удачу,
С кем она там под руку идет?!

В сумерках зимних, под тихими кровлями
Тенькала крошка в зеленом пушке.
Сестры ее тихо клювиком трогали
Мерзлую ягоду в теплом снежке.

Звали певунью они к себе ужинать,
Вместе родную рябину клевать.
Не соблазнялась сестра. Видно, нужно ей
Было в тот вечер лишь песни певать.