Виктор Боков - Собрание сочинений. Том 2. Стихотворения

Сердце птицей раненой
Бьет в груди моей.
Милый мой, проваливай,
Уходи скорей!

Я гляжу с опаскою,
Лезу по кустам,
Руки, брюки пачкаю,
Рву их тут и там.

Стал смелеть нечаянно,
Хватит отступать,
Говорю отчаянно:
— Надо наступать!

Как скобой железною
Я к земле прибит.
Я кричу над бездною:
— Выходи, бандит!

Сам открыл для подвига
Острый-острый нож.
Храбро глянул под ноги,
Вижу — ходит еж!

Словно в доску дедушка,
Ту-ту-ту — стучит,
Говорю: — Соседушка,
Здравствуй! — Он молчит.

Спрашиваю: — Колешься? —
Иглы поднял еж.—
Это как ты по лесу
Не боясь идешь?

Еж подергал мордочкой,
Весело чихнул
И своей походочкой
В сторону махнул.

Не оставил адреса,
Скрылся он во тьме.
Еж — а чувство храбрости
Разбудил во мне!

Люди! Откройте! Я к вам на минутку,
Раненько-раненько, по первопутку,
По непомятому снегу пришел,
— Как поживаете? — Хорошо!

Люди! Я к вам! Мне без вас не поется,
Как снегирю, что попал в западню.
Если с народом поэт расстается,
Камнем идет он к замшелому дну.

Люди! Я к вам! Над широкою Обью
Стонут лебедки, кричат поезда.
Бьет по брезенту обкатанной дробью
Дождик, и песни поет борозда.

Крепнет налившийся стебель пшеницы,
Травы растут, зеленеют луга.
А над знакомой сибирской станицей
Встала большая цветная дуга.

Люди! Я с вами в Сургуте, в Тюмени,
На Самотлоре, на Сосьве, где нефть.
— Что у вас там на столе-то? — Пельмени!
— Дайте попробовать! — Пробуй и ешь!

Люди! Я с вами! Я ваш до кровинки,
Нет в этом позы и жалких прикрас.
Вот оно сердце, в нем две половинки,
Обе работают только на вас!

Поэзия Некрасова
Правдивая, прекрасная.
Она, как песня русская,
Веселая и грустная.
Она набатно-вольная,
Призывно-колокольная,
Льняная и пеньковая,
Простая, мужиковая,
Проселочная, дальняя.
Как Стенькины кораблики,
Она нам всем свидание
Назначила в Карабихе.
Она пошла из Грешнева
С котомкою холщовою,
Сказав во имя Вечного:
— Посторонитесь, щеголи!
Я не на вечер свадебный,
Я не в семью дворянскую,
Мне поскорее надобно
На полосу крестьянскую! —
Она пленила Левина,
Любовь ей! Слава! Почести!
В ней так просторно, зелено,
Что уходить не хочется..

Земля сорок первого года
Горела,
Любовь сорок первого года
Вдовела!
. . . . . . . . . . . . .

Я призван, острижен,
Я числюсь солдатом,
Я сплю не с женою,
Я сплю с автоматом.

Паек мой — «блондинка».
Так звали мы кашу.
Она выручала
Всю армию нашу.

Горох-барабанщик,
С гороха нас пучит.
Такая еда
Никогда не наскучит.

Веселое время!
Портянки, обмотки,
Всесильная молодость!
Мы одногодки.

Я помню сибирский
Глухой полустанок.
Ночь. В баню ведут,
Только мы не устали.

Предбанник, где мы раздевались,
Был темен,
Кудлатая пакля
Торчала из бревен.

Я стал раздеваться,
Гляжу и не верю,
Из мрака сияет
Лицо над шинелью.

Все ближе, все ближе,
А губы открыты,
А кудри
На левую сторону сбиты.

А шапка-ушанка
Из серой овчинки,
На алых губах
Притаились смешинки.

Такая она молодая,
Парная,
И добрая чем-то,
И чем-то смурная.

Подходит
И руки кладет мне на плечи.
И смотрит:
— Ты будешь ли жив, человече?

Война ведь, она ведь
Берет без разбору,
Ей что ни моложе,
То в самую пору.

И вдруг как заплачет:
— Солдатик, одна я!
Мужик-то убит мой,
А я-то живая!

А вот они груди!
Еще не кормила.
Кормильца-то нашего
Пуля убила.

Такое прекрасное
Юное тело,
Хоть горе,
А каждая клеточка пела!

Печаль и веселость
В глазах ее были.
Два голоса жизни
В два рога трубили.

Стояла она предо мной
И лучилась.
О, как я боялся,
Но это случилось.

— Жалей меня крепче, — просила,—
Ты слышишь?
Останешься жив,
Мне письмишко напишешь!