Есть во всем всему черед.
Детям — школа, взрослым — служба.
А меня любовь берет —
Значит, время, значит, нужно!
1971
Мне птичка в окошко сказала: — Светает! —
Спасибо, родная! Я встал. Я у плуга.
Я только подумал: «Тебя не хватает»,—
И ты появилась и радуешь друга.
Твой щебет, признаюсь, прекрасен, мгновенен,
Звучит он призывно, как колокол в небе.
Да будет по-доброму благословенен
Твой день и земная забота о хлебе.
Пусть крылья твои не устанут в полете,
Пусть клюв твой не будет напрасно тупиться.
И ты на работе, и я на работе,
И это не важно, что ты — это птица.
Дай бог вам! Летайте! Чирикайте! Клюйте!
Кору заскорузлую смело тараньте!
И только не бойтесь того, что мы — люди,
Стучитесь к нам в окна, будите пораньше!
1971
Кубань — это житница,
Кубань — это здравница.
Аукнешь — откликнется,
С улыбкой оглянется.
Кубань — это радио
И телевизоры.
Кубань — виноградари,
Винные витязи.
Там Черное море,
А сбоку Азовское.
Вода — словно скатерть живая
Разостлана.
Два моря!
Не много ли это для области?
Не много!
Для края отваги и доблести.
Кубань — элеваторы,
Кубань — санатории.
В лицо литераторы
Все это запомнили.
Кубань лично мне
И во сне даже видится,
Прижму ее к сердцу,
Она не обидится!
Тамань и Темрюк,
Сотни лодок нагруженных.
А сколько там рук
Рабочих, натруженных.
Смеется рыбак:
— Вот какой я! Описывай!
Наш край понемногу
Становится рисовый.
Арбузы с бахчи
Сами катятся под ноги,
Чтоб вы, москвичи,
Нагнулись и подняли!
И рыба, и рис,
И вино распрекрасное.
Вставай и трудись,
Солнце на небе ясное!
1971
Робот ко мне постучался:
— Не спишь?
Встал я. Прислушался.
Мертвая тишь.
Спят во дворе певуны-петухи,
Спят непробудно на полках стихи.
Желтый подсолнух дрыхнет, как дед,
Будто его в огороде и нет.
— Что тебе, робот?
— Работу ищу,
Хочешь — стихи за тебя попишу?
Ты уж поспи, ну а я потружусь,
Я на любую работу гожусь.
Дал я бумагу ему, карандаш,
В шутку еще сотворил «отче наш».
Лег я в постель, с огорченьем вздохнул:
— Горюшко! Робот к искусству примкнул. —
Заполошились в селе петухи,
Робот стучится: — Готовы стихи. —
Рукопись взял я, не верю глазам.
Робот скандировать стал по складам:
— Спит кол-хоз,
Ле-жит на-воз,
От-ды-ха-ет
Пес Бар-бос.
Ла-я нет,
Ти-ши-на,
Сель-со-вет,
Даль яс-на!
— Знаешь что, Робот, подавай в Союз писателей.—
Подал. Приняли!
1971
Откуда? Из какой республики
Напал на Киев дождь июля?
Он вызвал панику у публики,
И дам и девушек целуя.
Он всем решительно скомандовал:
— Раскрыть зонты! Поднять их выше!
А нет зонтов — скорей в парадные,
Под непредвиденные крыши!
Дождь говорил: — Мои родимые,
Я разве плохо поступаю?
Я вас крещу, как при Владимире,
В купели киевской купаю!
Я — ваше вечное причастие,
По древности седой поминки…—
…А сам спешит, спешит с Крещатика
К бульвару Леси Украинки.
Плывут домов седые контуры,
Как фантастические рыбы.
А дождь берет перстами тонкими
Аккорды, словно он — Ван Клиберн.
Деревья стали ветру кланяться,
А с листьев смыта пыль и копоть.
Машинам, как мальчишкам, нравится
Резиною по лужам шлепать.
Но вот над звонницей Софийскою,
Как ангел в голубой одежде,
Вдруг небо безупречно чистое!
И нет дождя. И все как прежде.
И Киев вдохновенно молод.
В нем чудо-женщины и дети.
Он — удивительнейший город.
Не первый он, но и не третий!
20
июля 1971 г.
Шел я ночью с поезда
Сквозь лесную тьму.
Было очень боязно,
Страшно одному.
Птицы полусонные
Издавали крик.
Месяц в тучи темные
Прятал ясный лик.
Кто-то в темном хворосте
Громко затрещал,
Я тотчас от робости
Чуть не закричал.
Читать дальше