Виктор Боков - Собрание сочинений. Том 2. Стихотворения

— Матушка! — крикнул гусляр. — Не позволю
Ворогу, извергу фрицу служить,
Нашей фамилии не опозорю,
Лучше упасть мне под пулей сквозною,
Лучше мне голову честно сложить.

Изверги! Я не боюсь вас нисколько,
Дух мой российский и чист и высок!..—
И угодила свинцовая долька
В самое сердце, под самый сосок.

Падал гусляр на холодную глину,
Где никакие цветы не цвели.
Гусли его продолжали былину
Непокоренности русской земли.

Эту легенду я слышал в народе,
Верю, что люди нисколько не врут,
Будто под Новгородом у дороги
Гусли убитого парня поют.

То зазвенят они ручейками,
То затокуют, как тетерева,
То зашумят, как деревья верхами,
Значит, душа музыканта жива!

Моя любовь к моей родной Отчизне,
Возникшая у предков в старину,
Стук сердца и заглавный корень жизни,
А корень лезет в землю, в глубину.

Как все живое, корень ищет дело
И жаждет ежедневного труда.
И от него растет такое древо,
Какое не засохнет никогда.

Дайте зелени, травы,
Дайте грома майского,
Чтобы шапка с головы
Полетела на сторону.

Чтобы все березы вдруг,
Разойдясь с метелями,
Отряхнулись, встали в круг,
Хоровод затеяли.

Чтобы я пошел плясать
По такому случаю
И слова в народ бросать
Под гармонь певучую!

Спят женщины. И это благо.
Я встал, умылся и — айда!
Крапива дремлет у оврага
Солдатским строем в два ряда.

Спит старый тополь у дороги
В обнимку с грушей молодой.
Березка в речке моет ноги,
Любуется сама собой.

В лесу все глуше и безлюдней,
Все чище донца летних луж.
Бодрящей музыкою будней
Пронизана лесная глушь.

Ломлюсь через кусты, как пьяный,
Сапог мой стонет под пятой.
Кормлюсь, как дрозд, росой медвяной
И запасаюсь добротой.

Прими, земля, земной поклон
И приласкай родного сына!
Ну, здравствуй, мой любимец клен,
Давно ль к тебе пришла рябина?

Я к вам спешил издалека,
Меня в пути не задержала
Ни степь, ни горная река,
Ни снег большого перевала.

Как постарел ты, дом родной,
Ступеньки у крыльца стесались.
А было время, вы со мной
И днем и вечером встречались.

Я редкий день не вспоминал
В чужом краю, под небесами
Деревню: сад, и сеновал,
И поле с грустными овсами.

Я возле них теперь стою.
А солнце прячется за тучку,
Ему не скрыть вину мою
И не простить мою отлучку.

Поэт не акробат
И не жонглер словесный.
Он — колокол, набат
И проповедник честный.

Он — совесть, он — пророк
С глаголами нагими.
И нет ему дорог,
Проторенных другими.

Ты, юный друг мой, чист,
И смел, и бескорыстен,
И потому артист
Своих и общих истин.

Не бойся, говори,
Ты в помыслах не грязен,
Пускай в словах твоих
Смеется Стенька Разин.

Храни родную Русь
В узорах и напевах.
Иди вперед. Не трусь
Ни правых и ни левых!

Бревенчатая чудо-баня.
За окнами апрель хмельной.
Сшибаются большими лбами
Ученые и пар в парной.

И ходит веник, ходит веник,
И ходит веник по рядам.
Седой профессор с четверенек
Доцента просит: «Ну, поддай!»

И в раскаленном чреве печи,
Где своды каменно-тверды,
Сильней шрапнели и картечи
Стреляет каждый грамм воды.

Большая спугнутая птица
Бьет крыльями по косякам.
Ей тесно здесь, ей не сидится,
Ей надо в небо, к облакам.

Ее встречают охом, вздохом
И дружным взмахом сильных рук.
Блаженствует знакомый доктор
Геологических наук.

«Ах, пар! Ах, парень! Ах, простуда!
Потеха смердов и царей!
Скажи, простуда, ты откуда?» —
«С Урала!» — «Уходи скорей!»

Блаженствуют два кандидата,
Два химика — Иван и Петр.
Как неотвязная цитата,
Лист к банным братьям пристает.

Языческое ликованье
И поклонение воде!
А за окошком воркованье
Весны — и снегу нет нигде!