Вера Булич - Бурелом. Книга третья

Благослови короткий день,
Хоть он потрачен был напрасно,
И обернись, вступая в тень:
Заря прозрачна и прекрасна.

Ослепший месяц выйдет на поля,
Но луч в глазах не встретит отраженья.
Оглохший ветер ветки рощ качнет,
но шелест нежный не коснется слуха…
Цвети, цвети, печальная земля,
Цветами скрой следы уничтоженья!
…Дорогой тайной сон меня ведет,
Шуршит бурьян заброшенно и сухо.

А мы здесь прежде жили на-яву.
Мы радугу видали после грома,
Слыхали птиц и трогали траву,
Дышали воздухом родного дома.

Как тускло и беззвучно все во сне!
Как призрачны приевшиеся вещи!
Мы ничего из сна не унесем.
Не оживим теней своим дыханьем.
Шуршит бурьян…
И снова шум извне
И пробужденья полумрак зловещий.
— В чужих домах мы тенью промелькнем
И не наполним их воспоминаньем.

Простая жизнь. Свой домик у воды,
Цветы и грядки в изобилье ягод,
Осенних яблонь сочные плоды
И в зимней кладовой припасы на год.

Мечты, мечты… Не время строить дом,
Искать благополучия земного.
Мы — сброшенный на землю бурелом,
К родным корням не прирасти нам снова.

Броди, душа, по миру сиротой,
И в дом чужой ты заходи с опаской,
Чужой не обольщайся теплотой,
К земным вещам не прикасайся с лаской.

Броди, душа, и в дождь, и в снег, и в пыль,
Но береги остатки достоянья:
Свой крест, истертую суму, костыль
И горькие до слез воспоминанья.

Не пожелай ни дома, ни вола…
Решеткой сад с цветами огорожен,
В окне белеет уголок стола…
— Ступай своей дорогою, прохожий.

Пасутся грузные волы в степи,
Воркует голубь на пшеничном стоге.
Ворчит чужое счастье на цепи:
— Иди, прохожий, по своей дороге.

Не пожелай, души не оскверни,
Свои желанья выпустив на волю.
Пусть у других щедрей и ярче дни,
Сумей принять свою скупую долю.

Туманы розовеют вдалеке,
Сверкает солнце утреннее в росах.
Смотри в твоей обветренной руке
Чудесным цветом расцветает посох.

Нас разделили годы и года
Великих, небывалых потрясений,
…Восточный ветер шелестит в сирени,
Над финским озером взошла звезда.

И та же искрится над Летним Садом,
Над Пушкинской могилою горит,
В лесах забытый осеняет скит,
С серпом и молотом сияет рядом.

Вы говорите: мы и вы — рубеж.
Да, между нами пролегла граница,
Но в сердце та же кровь, что в вас томится,
И нет для сердца ни границ, ни меж.

И разве может чувству быть преграда,
Любви к стране, где все мы рождены!
Мы сердцем пережили дни войны,
Бои в степях, осаду Ленинграда.

И плена скорбь, и гнев, и боль утрат,
И, как и вы, мы слушаем — в разлуке, —
Как нарастают в отдаленьи звуки,
Победных залпов громовой раскат.

По улице, засыпанной листом,
И по аллее в парке опустелом
Мечтательно, бесцельно — дом не дом —
Идет он сгорбившись, в пальто позеленелом.

Уже ненужный, вьется лист над ним,
Хрустит песок под тихими шагами.
От моря тянет воздухом сырым,
Меж двух стволов закат — как будто в черной раме.

Судьба изгоя — горькая судьба,
Как барка. пущенная по теченью.
Тяжелый груз, не выдержать — слаба,
И неминуем час — быть кораблекрушенью.

Но втайне, из последнего огня
Мольба о чуде, стынущая в жилах.
— Страна моя живет и без меня,
А я без родины дышать не в силах.

Родина — это воздух,
Которым легко дышать,
Небо в знакомых звездах,
Где можно свою отыскать.

Шелест былинной дубравы,
Колосьев тысячный всход,
Древние буйные травы,
Вода ключевая и мед.

Родина — всех поколений,
Всех лет и событий груз,
Мертвых славные тени
И мертвых с живыми союз.

Тяга крови единой,
Радость речи родной…
Родина! — клик лебединый,
Зовущий: домой, домой!

Когда по радио дают Приказ:
Вниманье! Слушайте в такой-то час…

Я жду в волненьи города названье,
Какой из них в развалинах, в огне
И перенесший плена испытанье.
Сегодня возвращен родной стране.