Михаил Штих - Зарытый в глушь немых годин - Стихотворения 1917-1922 гг.

Однако друзьями они остались, продолжали встречаться. 13 октября, на дне рождения брата Александра, Михаил познакомил Женю с Борисом Пастернаком. Дальнейшее Михаил Львович вспоминал так: «…однажды, когда мы с ней были по какому-то делу на Никитской, я сообразил, что в соседнем переулке (он, кажется, тогда назывался Георгиевским) живет Боря. И мы решили наугад, экспромтом заглянуть к нему. Он был дома, был очень приветлив, мы долго и хорошо говорили с ним. Он пригласил еще приходить. И через некоторое время мы пришли опять. На этот раз я ушел раньше Жени, и она с Борей проводили меня до трамвая. И я как-то, почти машинально, попрощался с ними сразу двумя руками и вложил руку Жени в Борину. И Боря прогудел: “Как это у тебя хорошо получилось”» .

Поняв, что Женя полюбила Бориса, Михаил посвятил ему стихотворение («Крадучись, дремотой тихою»). В нем, жалуясь на судьбу, он обыгрывает название книги Пастернака «Сестра моя, жизнь»:

Ведь твоя Сестра мне – мачеха,

Разве мы совсем чужие?

Вскоре, в январе 1922 года, Женя стала женой Бориса. Незадолго до этого провожали в Германию родителей и сестер Пастернака. На проводах музицировали, Михаил и Борис импровизировали дуэтом – рояль со скрипкой. Расставаясь, Леонид Осипович сказал: «Ну, прощай, Миша. Будь большим артистом и не женись рано».

Но с музыкой возникли большие проблемы. Вернувшись из Крыма, Штих восстановился в консерватории. Трудности возникли сразу – полтора года не брал в руки инструмента. Но беда была еще в том, что его профессор, Р. Ю. Поллак, уехал в Германию. Он писал оттуда письма, звал приехать, но Штих покидать Россию не хотел. Новый же преподаватель, приверженец другой скрипичной школы, стал его переучивать, менять постановку руки. По этой ли причине, или она глубже – не всем студентам консерватории суждено стать большими артистами, – но в какой-то момент Михаил Львович понял, что солистом ему не быть. В 1923 году он ушел из консерватории и сделался журналистом.

Последнее из оставшихся после него стихотворений датировано 1922 годом и имеет посвящение «Юле» – Юлии Исааковне Миропольской, которая впоследствии и стала его женой. И здесь, по сути, кончается история Михаила Штиха – поэта и музыканта и начинается совсем другая, к данной публикации имеющая косвенное отношение.

Если изложить ее кратко, то начал он в «Гудке», на легендарной 4-й полосе литобработчиком, рядом с Ильфом и Б. Перелешиным. В соседних отделах трудились Булгаков, Петров, Олеша, Катаев, Славин, Паустовский… И это не полный список.

Шутливое предложение Валентина Катаева создать мастерскую советского романа и стать литературными неграми под его, мастера, руководством поначалу воспринял всерьез один Ильф. Обдумав всё, он призвал к соавторству двух сотрудников – Евгения Петрова и Михаила Штиха. Михаил Львович отказался и годы спустя, рассказывая об этой истории, не жалел об этом шаге, самокритично признавая: «Да я бы был лишний. Конечно, они должны были писать вдвоем». Всё же косвенно он поучаствовал в создании «Двенадцати стульев»: легендарный 2-й дом Старсобеса, хор старух в туальденоровых нарядах, тугая дверь с противовесом и прочие подробности не выдуманы авторами. Они лишь творчески переработали рассказанную Штихом забавную историю о том, как он еще студентом консерватории участвовал в концерте для насельниц Дома соцобеспечения имени Некрасова в Армянском переулке.

В дальнейшем Михаил Львович работал в «Правде», «Вечерней Москве», «Крокодиле», публиковал свои фельетоны и очерки в «Труде», «Красной звезде», «Советской музыке» и других газетах и журналах. На его полках стояли книги, надписанные знакомыми авторами: кроме упомянутых Ильфа и Олеши здесь можно было встретить автографы Ираклия Андроникова, Самуила Маршака, Натальи Ильиной, Бориса Полевого, Алексея Игнатьева и многих других.

Человеком он был веселым, остроумным и озорным. Часто шутил сам, понимал и ценил умный юмор.

Очень любил и умел играть с детьми – азартно и увлеченно, не «подделываясь», на равных. Если с маленькими, то ползал на четвереньках (когда еще силы позволяли), виртуозно выдумывал разные смешные или страшные истории. Вообще был из тех, к кому дети сразу проникаются доверием. Их с Юлией Исааковной единственный сын родился тяжело больным и прожил недолго.

Музыку любил до самой смерти; в последние годы, когда ходить на концерты сил уже не было, слушал только по радио, телевизору и на пластинках, но слушал регулярно.