– Но, жизнь давно читая между строк,
Короткие, ничтожные тревоги,
Уже не жду, куда, на чей порог
Ведут меня вечерние дороги.
…Звезда полей прозрачна и светла.
Мне было нужно счастье не такое…
Моя душа просила лишь покоя,
Но на земле покоя не нашла…
«Воля России». 1929. № 2.
Острый месяц – серебряная подкова,
Поднятая Иисусом на дороге,
Гвоздиками звезд прибита снова
На синем небесном пороге.
Деревья, встопорщив ветки,
Смотрят, как сквозь прищуренные ресницы,
На весенние Богородичны пометки –
Кому цвести и плодиться.
А по двору веселые гуси –
Облака пушистые бродят…
Это у Тебя, Иисусе,
Васильки на криничной колоде.
…Жалобная ночная птица
В полу потихоньку тренькает.
– Ах, на крыльцо Твое синее примоститься,
Хотя б на последней ступеньке…
Вот так – поля и белый дом…
Бледнеет день в лазури ясной,
И месяц маленький и красный
Опять родился над прудом.
Всё так же в Туле или в Праге
Идут дожди, шумят леса,
И молодые голоса
Поют по вечерам в овраге.
И та же жизнь – любви и встреч
Неизреченная осанна…
Как может сердце уберечь
Всё то, что помнит так туманно?..
– Быть может, северные дни
Еще сиреневей и тише.
И сердцу, может быть, сродни
Ветряк, соломенные крыши,
Поля, дороги, скрип телег,
Божница на мосту покатом,
И голубой, вечерний снег
Под нежным розовым закатом.
Но что же сделать я могу?..
Как с неизбежностью поспорю…
– Так отъезжающие в море
Грустят о днях на берегу.
И кажется каюта душной…
Ну что ж… Дорога – далека.
И сердце учится послушно
Словам чужого языка…
Жизнь моя, дикая волчица,
Выкармливающая Ромула и Рэма,
Смотри, как легко мне молчится
В эту весеннюю поэму.
Я чувствую темную глину
Утлого моего сосуда,
Куда Великий Горшечник кинул
Маленькое, незаметное чудо.
Горчичное зерно, щепотку
Крутой и колющей соли
Для этой жизни короткой,
Для этой короткой были.
И, круг завершая вечный
Сквозь щемящие вёсны, – я знаю:
Это сосуд мой Великий Горшечник
На зеленом огне обжигает…
Без имени и без названья даже,
Плывущее к тебе – и без конца,
Какою кротостью мне о тебе расскажет,
Вечерним гостем стукнув у крыльца?
…Проселками над золотою пылью,
Медвяный месяц, вскинув на рога,
Опять твоей неотвратимой былью
Сквозь крепь плотин зальет мои луга.
Скупой любви отяжелевший бредень
Тянуть со дна на золотой песок.
Не мною началось, не я приду последним
Искать следов твоих незримых ног.
И падать медленно… О, это ль – неизбежность?..
Но даже сердце может ослабеть,
Себя испепеляющую нежность, –
Последний дар – переписав тебе…
Всегда о нежности, всегда о небывалом,
Не о себе, – через границы дня…
Земным делам, таким пустым и малым,
Мой легкий щит – не выдавай меня!..
…Всегда о нежности, и пусть всегда не кстати,
Всё попусту, всё с сердцем невпопад,
Всё – странником, куда глаза глядят,
И воином миролюбивой рати.
Не о земном, – но о земле моей,
Простых сердец вечернем водопое;
О кротости – через границы дней,
О нежности – через границы вдвое…
– Мой легкий щит, мое копье, мой меч.
Моя любовь!.. – И вот опять приснится:
Сквозь глубь ночей, что всей душой истечь, –
Твои неизъяснимые ресницы…
Еще о нежности поют твои глаза,
Ковшом любви невычерпанной глуби.
Еще тебе никто не рассказал,
Как горестно и сладко сердце любит.
Еще весь мир – дрожащий отблеск дня, –
Плывет во мне, тебе неуловимый.
И так светло и радостно звеня,
В нем всходят вёсны и нисходят зимы…
И в легких днях, еще таких простых,
Чт о сердцем кротким можешь ты заметить?..
И чт о поймешь в скупых словах моих
Вот этих строк, рожденных на рассвете…
Не узнавая комнаты и кресел,
В бессоннице блуждая наугад
К окну, к столу и вновь к окну назад,
Где черный ветер стекла занавесил,
Я чувствовал – качался утлый дом
И рвался вверх от пристани ненужной
Земной корабль…
И я один был в нем,
И плыл во тьме над этой ночью вьюжной.
– Нет, не один. Бродили мы вдвоем
Между постелью, креслом и окном…
И спутник мой шаг в шаг ходил со мною.
Его плеча касался я плечом
И чувствовал, как тяжко дышит тьмою…
Молчали мы. Что говорить? О чем?
…А поутру, когда рассвет туманный
Вошел в окно и лег у наших ног,
Я увидал, кто был мой спутник странный:
По комнате ходили – я и Бог.
Читать дальше