Антология - Поэзия Африки

В белом саване я усну…
К сыновьям человека пришла война, —
Время в саванах белых уснуть…
В наступленье идут ребята
И вперед прорывается Кпли;
Пусть винтовки белых палят,
Все равно мы сегодня прорвемся
Или в саванах белых уснем.

В каждый дом ворвалась война,
От войны земля задрожала,
Только трусы домой удирают,
Чтобы дома с бабами спать.
Если мы возвратимся с войны,
Мы проучим бабников этих, —
Только тыквы с плеч полетят.

Старики говорят, что змея
Не решится напасть на ребенка,
Не прикончив сначала мать.
К нам в дома ворвалась война,
Убивая сынов человеческих,
Нас за горло взяла война.
Пусть винтовки белых палят,
Пусть глаза нам дым застилает,
Мы сражаться насмерть должны.

Мы погибнем на поле боя,
Мы не примем позорной жизни:
Наши ружья погибнут с нами,
Наши копья погибнут с нами, —
Мы погибнем на поле боя.

Когда мы полностью сольемся с призывной дробью барабана,
Когда мы полностью сольемся с извечным ритмом наших песен,
Когда, быть может, ты ответишь на зов израненной души?
Твой звездный взгляд мне посылает лучи из-под прикрытья плоти,
По капле собирая мудрость за сумрачной завесой век.
Душа моя несмелым шагом приходит к твоему порогу
В стремленье встретится с надеждой,
В стремлении познать себя.
Мне кажется, что я извечно хранил в душе улыбку эту,
Которая срывает маску, тепло сердечное дарит,
В ночи дорогу освещает.
Мне кажется, до края света идти бы мог я за тобою,
Туда, где призрачные тени блуждают в рощах средь холмов
И зазывают нас домой.
Мне кажется, никто на свете так не умеет улыбаться.
Мне кажется, твоя улыбка сияет только для меня.
Итак, пора! Дорога наша ведет нас в рощи средь холмов
Под дробный рокот барабанов, под стук сердец, под пенье вод.
Скажи скорей, что есть надежда, что ты пойдешь со мною рядом
По трудным каменистым тропам, петляющим среди мимоз.
Быть может, мы одни из первых под мерный рокот барабанов
Достигнем призрачных холмов.

Свил ворон надо мной свое гнездо,
Пока в пустынном зале ожидания
Я тщетно ждал, что кто-нибудь придет, —
Придет разгладить ранние морщины.
Потом в ночи истошный детский крик
Прервал мой сон, потом я вновь забылся
И видел, как на реках вавилонских,
Где боль врачует мертвый барабанщик,
Кружатся девушки под барабанный бой.
О, дай мне посох, я пойду туда,
Я принесу израненную душу,
Я в дом войду к пирующим в ночи,
Где на пороге остывает сердце,
Разбитое по приговору жизни.

Стояла ты в тени своей души
И улыбалась изредка прохожим…
Я был среди толпы, и ты кивнула мне.
Я прочитал в глазах твоих призыв
И бросился к тебе, но ты исчезла.
Ты в дом ушла к своим.
С тех пор я у твоих дверей
И жду, перебирая струны,
Что ты придешь и будешь слушать песни —
Заветный дар отцов, —
Придешь и будешь танцевать
Под музыку моей печали.
Придешь ли ты, когда взойдет луна
И детский смех уснет,
Иль в час ночной,
Иль в час, когда к утру
Раскинет крылья радуга над крышей
И рыбаки с уловом возвратятся, —
Когда ты ни придешь, я жду тебя.

Когда паши слезы падают на песок,
и несут рыбаки свои сети домой,
и возвращаются чайки на острова,
и детский смех стихает в ночи,
остаются друзья, что ты выбрал когда-то,
тризна дружбы, чьи ритуалы ты совершаешь.
И еще тот бессменный сторож,
который запирает ворота кладбища,
торопя последних плакальщиков.
И ты этой ночью не музыку слышишь,
звучащую под сводами памяти,
а хор позабытых товарищей
и аллилуйю твоей души.

Терзаемся на материнских коленях времени,
на костре неисполнившихся желаний,
цели достигнутые не достигнуты,
ибо радости умирают,
боль возвращается в сердце,
чувствующее, что оно позабыло,
но не забыло навечно,
и в сон погружается медленно,
скользя по угасающим надеждам,
но каждый день возрождается к мукам
позабытых восторгов,
испытанных давно на давних берегах,
странствуя по детским воспоминаниям:
птицы, охота, и дедушкина ферма,
и белки — все сжато серпом времени.